ВЫДАЮЩИЕСЯ
ЗАРУБЕЖНЫЕ ФИЛОСОФЫ
МОСКОВСКИЕ ЛЕКЦИИ
Институт философии Российской академии
ФИЛОСОФИЯ
И
ЭКОЛОГИЯ
Москва
1994
.Издательская Фирм"АМ1"
Решение выступить с лекциями по философии эколо-
гического кризиса в Москве 1990 года может показаться
ошибочным, и притом по разным причинам. Прежде всего,
сама тема представляется проблематичной. Никто сегодня
уже не отрицает того, что экологический кризис является
важнейшей политической проблемой, но при чем здесь фи-
лософия? Она не дает прогнозов о большей или меньшей
вероятности наступления климатических катастроф, и,
точно таким же образом, вряд ли именно ей будут задавать
вопросы об экологической приемлемости отдельных
Относительно этого вопроса я заранее уверяю вас в том,
что в последующем философско-исторические размышле-
ния о 1989 годе сыграют известную роль. Хотя мы не знаем,
как события будут развиваться в дальнейшем, более того,
мы не знаем, ожидает ли нас впереди добро или зло, пос-
кольку и то и другое, особенно последнее, остается вполне
возможным, тем не менее уже сегодня можно сказать, что
1989 год круто повернул течение не только европейской, но
и мировой истории. Мы сможем лучше понять амбивален-
тность возможного развития
К судьбе человека философия не вправе оставаться рав-
нодушной, Между прочим, ни один из великих философов
(особенно из тех, кто далеко продвинулся в метафизике,
теории высших принципов—я имею в виду Платона, Ари-
стотеля, Лонгина, Николая Кузанского и Фихте) не от-
махивался от раздававшихся в его эпоху криков о помощи.
Но теперь, когда на карту поставлена не одна лишь судьба
какого-либо отдельного народа, но судьба всего человече-
ства и большей части живой природы, теперь оставаться
безразличным - значит изменять делу философии.
Достоинство человека выражается в том, что он несет в
себе нечто трансцендирующее. Вот почему возможная ги-
бель человечества касается вовсе не только человека. Кол-
лективное родовое самоубийство, за которое человек несет
ответственность, обернется не одной лишь природной ката-
строфой, но и таким кощунством по отношению к абсолю-
ту, в сравнении с которым все случившееся до сих пор (в том
числе и немало поистине ужасных деяний) отступит на
второй план.
Тогда философия — это попытка конечных существ по-
стигнуть нечто абсолютное—возможно, разделит судьбу,
уготованную всем смертным. (Будущее останется сокры-
тым и от философии, не располагающей знанием о гря-
дущих событиях.) Тем не менее сама возможность такого кощунства заставляет нас по-новому взглянуть и на сущ-
ность человека, и на сущность абсолюта, себя человеку
доверившего. Короче говоря, вероятный конец света не мо-
жет не повлиять на антропологию и метафизику
* Йонас Ханс (род. 1903 г.), немецкий (ныне американский) фи-
лософ, ученик Э Гуссерля и М. Хайдеггера (здесь и далее звездочками
отмечены примечания переводчика).
Мне кажется, что одной из основных потребностей на-
шего времени является потребность в философии природы,
которая смогла бы сочетать автономию разума с самодовле-
ющим достоинством природы.
Из сказанного становится ясным, что созданию фи-
лософии экологического кризиса должны способствовать
самые различные; если не все философские дисциплины, а
именно: метафизика, философия природы, антропология,
философия истории, этика, философия хозяйства, поли-
тическая философия, философия истории философии. По-
добное требование, пожалуй, покажется преувеличенным;
впрочем, действительно, нет никаких сомнений в том, что
этот вынужденно многоаспектный подход к решению проб-
лемы сильно затрудняет дело. Именно здесь, видимо, и
следует искать одну из причин игнорирования данной дис-
циплины. Однако же именно оно, помимо прочего, делает
возможными новые открытия; особенно же заманчивым и
многообещающим представляется то, что при решении про-
блем экологического кризиса стыкуются самые разные дис-
циплины. философия рассматривает не одну лишь сово-
купность бытия, но и совокупность знания, так что при
решении проблем, которые требуют к себе многостороннего
подхода, можно надеяться на возрождение идеи единства
знания.
Раздробление знания привело к упадку философии и
нынешнему экологическому кризису, тогда как понимание
того, что лишь цельное образование, дающее одинаково
глубокие знания в науках естественных и гуманитарных и
тем самым способствующее появлению людей, которые
внесут свой вклад в дело преодоления кризиса, косвенно
пойдет на пользу и философии. Более того, философия по-
может отдельным наукам теоретически
Лекция первая
В последние месяцы, находясь в вашей стране, я начал
как-то совершенно по-особому ощущать процесс смены мо
рально-политических парадигм. В самом деле, те убеж-
дения, которые в течение десятилетий считались, по край-
ней мере официально, истинными, теперь уже потеряли
прежнюю однозначность. Поскольку же речь идет об убеж-
цениях, занимающих в системе знания не подчиненное, а
первостепенное место, то их расшатывание может повлечь
за собой крах ряда мыслительных конструкций. Но если во
времена научных революций последствия, как правило,
сказываются лишь в теории, то смена политических па-
радигм влечет за собой крах реальных институтов. С одной
стороны, этот крах является событием замечательным и
освобождающим. Бывшие узники видят небо, открываю-
щееся их взору сквозь проломы разрушенных стен; если
раньше на действительность взирали сквозь узкое тюрем-
ное окошко, то теперь перед взглядом открывается ши-
рокая, свободная перспектива. Вещи, прежде внушающие
ужас из-за того, что казались неопределенно-схематичны-
ми, ныне можно рассмотреть более точно. Люди получают
знания о таких сторонах действительности, о которых ра-
нее они даже не подозревали. Такое состояние общества
чем-то напоминает весну, когда пробивающаяся из-под та-
ющего снега новая жизнь разрывает ледяные оковы зимы.
Однако же, в определенном отношении, состояние это на
поминает нам детство, когда мир кажется свежим и цело-
II
мудренным. Впрочем, сегодня вы отдаете себе отчет в соб-
ственных преимуществах, а не любуетесь прошлым, углуб-
ляясь в воспоминания. Человек, избавившийся от интел-
лектуального ига, убегает из здания прежних
мыслительных конструкций, полностью осознавая величие
этого события, чем-то напоминающего духовное воскре-
шение. Если же подобный процесс охватывает собой целую
культуру, а не происходит в голове одного человека, то он
делается еще более захватывающим: ведь в таком случае
переживание нового открытия соединяется с переживани-
ем общности. С другой стороны, интерсубъективное изме-
рение подобного явления открывает нам и кое-какие спе-
цифические опасности. Но даже и без этого при трезвом
рассмотрении ясно, что в данном процессе обнаруживаются
не одни лишь позитивные стороны (даже если, повинуясь
естественному чувству воодушевления свободой, об опас-
ностях забывают)
кстати сказать, трудно отказать в “таинственности”. Тем не
менее любой из участников в душе уже давно распрощался
с этими принципами, да и все прочие, как ему то было
достоверно известно, их про себя отвергали. Однако же при
проведении ритуалов люди продолжали торжественно
убеждать друг друга в истинности этих принципов
13
складывается, заметны и немалые социально-политические
опасности, которые
рянное время, обвинив в этой потере Советский Союз,
хотяименно происходящей в СССР перестройке они обяза-
ны обретением свободы. Однако же у Советского Союза,
как мне кажется, такая возможность отсутствует. Боль-
шевизм в вашей стране господствовал слишком долго (из
людей, родившихся до Октябрьской революции, ныне
остались в живых немногие), так что это господство наибо-
лее тесно связано именно с Советским Союзом (который,
кстати сказать, навязал большевизм другим народам)
16
если бы повсюду накапливалось такое же количество мусо-
ра, а в атмосферу выбрасывалось столько же вредных ве-
ществ. Вряд ли кто ныне решится спорить с тем, что запад-
ные индустриальные общества таким образом развиваться
далее уже не могут—ведь иначе мы провалимся в бездну.
Если прочитать “Пределы роста”, “Всемирный 2000 год”,
сообщения комиссии Брундтланд, ежегодник института
“Ворлдвотч”, то становится понятным, что терпению Земли
приходит конец.(2) Несмотря на все присущие подобным
исследованиям недостатки (а они неизбежны, поскольку
исследуются сложные взаимосвязи мирового климата с
продовольственной ситуацией и загрязнением окружаю-
щей среды), мы совершим серьезную ошибку, если пос-
тавим под сомнение основной тезис данных изысканий, а
именно: демографические процессы, разогревание атмосферы, накопление в воде ядохимикатов, эрозия почвы,
утончение озонового слоя, сокращение запасов продо-
вольствия, гибель многих видов животных в конце концов,
создают такую ситуацию, при которой движутся к эко-
логическим катастрофам. Подобные катастрофы, вероят-
но, вызовут борьбу за перераспределение жизненных благ,
так что применение в будущем ядерного оружия выглядит
вполне реальным, особенно если учесть трудности предот-
вращения его поставок странам третьего мира. В лучшею
случае мы можем только поспорить о сроках наступления
грядущей катастрофы. Однако же представители как старо
го, так и молодого поколения иной раз еще надеются на то,
что-де именно их беда и не настигнет, следовательно, нет и
необходимости предпринимать какие-либо защитные дей-
ствия. Но оставаться в циничной праздности им долго не
удастся, поэтому экологическая проблема в скором буду-
щем неизбежно приобретет первостепенное политическое
значение. Таким образом, парадигма, являющаяся для сов-
ременной культуры фундаментальной, потерпит крах, в
силу чего странам с плановой экономикой нет никакого
смысла безоглядно перенимать западную социальную сис-
тему.
нении с которой изменения 1989 года, как я уже говорил,
покажутся недостаточно радикальными
19
только подтвердил истинность марксизма, ибо экономи-
чески неэффективная система не может рассчитывать на
оправдание. Тем не менее, скажем, в античности отно-
шение экономики и политики совершенно отличалось от
сегодняшнего. Политические решения в-античном полисе
затрагивали хозяйство, финансы и социальную политику
крайне незначительно
20
всем том считая взаимное смертоубийство совершенно оп-
равданным с нравственной точки зрения. Анализ же при-
роды войн, происходивших в новое время, свидетельствует
о примечательной перемене, что помогает мне аргументи-
ровать тезис о смене парадигм в политической истории Ев-
ропы. Я ограничусь здесь лишь историей нового времени,
так как государство, в определенном смысле, возникает
лишь в конце средневековья. Во всяком случае, “политиче-
ское” как автономная, суверенная категория возникае^
лишь тогда, когда христианство перестает быть всеохваты-
вающей системой легитимации европейской культуры. Го-
сударству удалось избавиться от опеки церкви только после
раскола в самом христианстве. Впрочем, связь между хри-
стианством и государством нового времени продолжает со-
храняться постольку, поскольку последнее считает лишь
одно христианство способным гарантировать моральную
однородность, без которого, как то считает государство, оно
существовать не сможет. Даже в эпоху Просвещения, 1
сущности до XIX века, люди были убеждены в том, что
только исповедание христианской веры гарантирует права
гражданина того или иного государства (вспомним, напри-
мер, проблемы с эмансипацией евреев). Даже такой мыс-
литель, как Гегель, был убежден в том, что люди без ре-
лигии не могут быть гражданами государства (с
веротерпимом Локке мы говорить не будем) Однако же 1
начале нового времени исповедание христианства как та-
кового не решало проблему, поскольку государство было
заинтересовано еще и в конфессиональной однородности
“Чья власть—того и вера”—вот он, основной принцип госу
войну—подлинную катастрофу для всей Европы
, деполи-Впрочем, очевидно и то, что в современном мире национальная ограниченность политики еще до конца не преодолена. Глобальной экономической политики пока не существует, хотя в наличии и мировая экономика, и худо-бедно координируемые национальные экономические политики. Но, во всяком случае, в национальной политике экономика играет все более важную роль, особенно с того времени, когда либеральное правовое государство перерастает в социальное
государство услуг. Подобная метаморфоза затронула не одни лишь социалистические государства, поскольку с конца Х!Х столетия она определяла развитие стран с рыночной экономикой. Тот, кто не поймет это превращение - поистине поворотный пункт новейшей истории - тот не постигнет сущности ни внутренней, ни внешней политики в ХХ в.Современные государства придерживается невиданной в истории эксплуататорской внешней политики - для того, чтобы удовлетворить экономические потребности своих граждан и тем самым сохранить социальный мир. Венский философ Ханс-Дитер Кляйн в одном из самых глубоких исследований современной ситуации говорит о глубинном "национал-социалистическом" укладе современной мировой политики. Кляйн соединяет оба термина правомерно, поскольку характерными чертами государства в ХХ в. следует считать принцип социальной государственности и национальный принцип. Разумеется, в данном сочетании пугает сходство с немецким национал-социализмом, т. е. как бы заключенный в нее намек на то, что национал-социализм будто бы не есть аномальное отклонение безумного XX века, а самое последовательное и притом самое
безудержное проявление его ужасной сущности (само собой
разумеется,
Каждый морально чуткий гражданин “первого мира)
должен страдать от упомянутого основополагающего про
гиворечия, даже если его страдание не всегда объективи
руется в осмысленной форме'3. Впрочем, для меня несрав
ненно более важными представляются те реальные
неразрывно связанные друг с другом роковые последствия
которые рано или поздно возникнут из-за этого противо-
речия. Национал-социалистический глубинный уклад на-
шей современной политики, находящейся в плену у эко-
номической парадигмы, без всякого сомнения, приводит
“голубую планету” к экологической катастрофе, причем
страны “третьего мира” будут находиться в самом плачев-
ном положении.
Экологический кризис заставит отказаться от прежней
парадигмы. Кстати сказать, директор института Европей-
ской экологической политики Эрнст Ульрих фон Вайцзек-
кер в своей замечательной книге “Политика на Земле”.
Реальная экологическая политика в век защиты окружаю-
щей среды”' * (Дармштадт. 1989) рассматривает следую-
щее положение: мы живем накануне новой парадигмы, так
что экономическая парадигма вскоре должна уступить ме-
сто экологической. Несмотря на несколько схематичное у
автора подразделение новоевропейской истории—а именно
на век религии, век княжеских дворов, век нации, век эко-
номики,—нельзя с ним не согласиться относительно того,
что XXI век станет веком (защиты) окружающей среды.
Итак, правильной будет политика, которая сможет со-
хранить природные основы нашего жизненного мира в са-
мом широком объеме, но отнюдь не та, которая способству-
ет максимальному количественному экономическому
росту (поощряя удовлетворение любых, даже самых абсур-
дных, потребностей), и не та, которая добивается культур-
ного и языкового единства нации в ущерб прочим, и, нако-
нец, но та политика, которая стремится к насильственному достижению конфессиональной или религиозной однород-
ности.
Точнее охарактеризовать легитимную политику века
защиты окружающей среды я попытаюсь в одной из после-
дующих лекций. Теперь же. мне хотелось бы ограничиться
наблюдением за теми следствиями, которые, как правило,
возникают при смене парадигм. Говоря о Тридцатилетней
войне, я уже останавливался на таком вот чрезвычайно
важном последствии—смена политических парадигм обра-
зует новые виды формации “друзья-враги”. Поскольку же
при изменившихся отношениях существенным считается
нечто новое, то враг, преследовавший противоположные
интересы в категориях прежней парадигмы, теперь может
превратиться в друга; ведь исходя из нового центра его
интересы оказываются такими же, как и у нас. В результате
смены парадигм возникают новые приоритеты; на наших
ценностях и интересах ставятся совсем иные акценты, так
что с неизбежностью возникают новые коалиции. Короче
говоря, друзья и враги меняются местами с изменением
соотношения сходства и различия. Впрочем, сдвиги в отно-
шениях “друг-враг” не всегда зависят от смены парадигм;
будучи вызваны тактическими соображениями, отношения
эти иногда длятся совсем недолго. К примеру, при появ-
лении общего врага старые конфликты разгораются еще
сильнее. (Классический образец—кратковременное сотру-
дничество СССР с “третьим рейхом”, а затем с Велико-
британией и США во время второй мировой войны.) В от-
личие от преследования краткосрочных интересов,
изменения в формациях “друг-враг” оказываются значи-
тельно более устойчивыми, когда обретаются новые цен-
ности, достижение которых, пожалуй, невозможно без сов-
местных усилий (я имею в виду обеспечение природных
основ жизни, а не национальные ценности). Я считаю, что
завершение “холодной войны”—важнейшее изменение от-
28
ношений "друг-враг” со времен второй мировой войны—бу
-30
ложность между теми силами в среде работодателей, пар-
тий и профсоюзов
При господстве экономической парадигмы мышле
33
разом содействовали развитию социального государства, со
временем примирившись с современным индустриальным
обществом. Неопрогрессисты, встречающиеся, как прави-
ло, в профсоюзных кругах, являются естественными со-
юзниками неоконсерваторов. Они не отличаются особой
склонностью к экологической парадигме. К младопрогрес-
систам следует причислить постмодернистов—постоянную
опасность для левых. Рост субъективности [у постмодер-
нистов
и способность оказать энергичное сопротивление, даже ес-
ли в интеллектуальной области они и занимают оборону.
Как правило, они лучше всего осведомлены относительно
аппарата власти. Подобным образом всегда найдутся и
паникеры, духовные способности которых в состоянии все-
общей неопределенности окажутся явно недостаточными.
Подобные люди, совершенно справедливо считая старую
парадигму непригодной, тем не менее не в состоянии кон-
структивно содействовать выработке новой, так что отсюда
они скатываются к голому отрицанию: истины не сущест-
вует, все тщетно и т. д.
2* 35
У подобной реакции есть своя логика, но здесь нет пути
к преодолению современного кризиса, скорее, и это следует
заявить решительно, мы сталкиваемся_здесь с глубочай-
шим регрессом—особенно потому, что в вашей стране ре-
лигиозная и национальная парадигмы вовсе не были “сня-
ты”, а лишь подверглись абстрактному отрицанию.
Реакция эта уводит на ложный путь даже в том случае,
когда она, принимая сравнительно безобидные формы, пы-
тается соединиться с новыми парадигмами. К примеру
пициях. Русская история, и это для нее в высшей степени
характерно, осталась в стороне как от Возрождения, так и
от Реформации. Впрочем, явлением обнадеживающим сле-
дует считать обращение молодых русских интеллектуалов
к старым, дореволюционным традициям (которые, кстати
говоря, могут быть разрушены в течение каких-нибудь
двух десятилетий потребительской лихорадки, чего не
смогли добиться за 70 лет тоталитарного режима)
Лекция
Духовно исторические основания
экологического кризиса.
“Они пилили сучья, на которых сидели
И притом кричали о своей опытности,
О том, как можно пилит еще быстрее..
И они с грохотом полетели в бездну.
Взиравшие на них, покачивая головами,
Тем не менее, продолжали пилить”.
Если мы согласимся с тем, что Б. Брехт в этих стихах
верно изображает положение, в котором мы оказались на-
кануне экологического кризиса, то возникает вопрос: ка-
ким образом существо, давшее самому себе биологическое
видовое имя Homo sapiens, оказалось вовлечено в коллек-
тивное гибельное движение к катастрофе? Прежде всего
напрашивается примерно такой ответ: человек, одновре-
менно являющийся как субъектом, так и объектом эко-
логического кризиса, по-видимому, отрекся от идеала муд-
рости, ибо мудрость стремится к гармонии, но не к
разрушению. Но, как я говорил ранее, виновником эко-
логического кризиса был именно человек, так как никако-
му иному биологическому виду не удавалось до сих пор
уничтожить столь большое число других видов, необратимо
изменив экологическую ситуацию на нашей планете. Сле-
довательно, ответственность за хищническое использова-
ние природы необходимо возложить на то специфическое
преимущество человека, каковым и является присущая
именно ему форма рациональности.
39
Во всяком случае, кажется, что баланс между раз-
личными формами человеческой рациональности в тече
стриального общества.
С тем чтобы лучше уяснить себе его
счете привело к возникновению понятия природы, харак-
терного для современных естествознания и техники. Не-
трудно, разумеется, заметить, что подобное духовно-
историческое рассмотрение современного естествознания,
чуждое, скажем, Лейбницу и Канту, стало возможным
лишь для историзма. Здесь мы должны избежать двух лож-
ных путей. Во-первых, мы не вправе принимать ценность
за генезис. Между прочим, Хайдеггеру не удалось избежать
упомянутой опасности. Предположим, нам удалось бы об-
наружить, что без определенных духовно-исторических
предпосылок современное естествознание никогда не воз-
никло бы,—ведь оно в своем генезисе соотносится с ме-
тафизикой нового времени. Но и это все-таки не свидетель-
ствует в пользу того, будто бы данное понятие природы
недостаточно тесно охватывает сущность природы. Скорее,
успехи современного естествознания столь огромны, что
теория, не способная объяснить, почему природа, по край-
ней мере, на первый взгляд, словно без сопротивления под-
чиняется вмешательству современной науки и техники,
является не убедительной. Кстати говоря, духовно-исто-
рическая релятивизация Хайдеггером естествознания, в
отличие от проектов классической метафизики и трансцен
парадигм, она весьма вредит собственному делу критика.
Ясно ведь, что критика, неспособная сделать себя самое
рационально достоверной, не может приниматься всерьез и
надолго.
К сожалению, я также не располагаю такой филосо-
фией природы, которая бы действительно отвечала зна-
чению и границам современного естествознания. Разработ-
ка подобной философии относится к основным задачам
философии новой парадигмы, однако решить ее удастся
только благодаря более радикальному освобождению от
шор современного мышления. Но как бы там ни было, мне
думается, что я вправе уже теперь выдвинуть два требо-
вания, которым должна будет отвечать новая философия
природы. Прежде всего, ей следует отказаться от первой
основной идеи, характерной дяя теории познания нового
времени, согласно которой природа, в конечном счете, по-
нимается как человеческая конструкция. Во-вторых, нуж-
но отказаться от резкого противопоставления субъекта и
объекта, поскольку оно способствует возникновению упо-
мянутой первой основной идеи. Ведь обе они и стали важ-
нейшими предпосылками современных естествознания и
техники. Вместе с тем [новая философия природы
думается, не отражает истины. Все равно истинная теория
универсуума обязана объяснить, каким образом возникло
такое богатое всемирно-историческими последствиями за-
блуждение.
Говоря о первом требовании, я могу—и это вполне оп-
равданно—ограничиться лишь самым кратким наброском.
Ведь данная проблема была уже мною подробно рассмотре-
на в другом местей Как мне кажется, объективный иде-
ализм—предельное обоснование которого, по моему
мнению, может быть дано с помощью рефлексивных ар-
гументов—представляет собой здравую философию, по-
скольку ему удается довести до понятия истину реализма и,
равным образом, истину субъективного идеализма. Если, с
одной стороны, природа, а с другой—субъективный и ин-
терсубъективный дух конституируются некоей идеальной
сферой, то в условиях данной системы прежде всего дух
воспроизводится посредством природы, так что сохраняет-
ся реалистическое понимание. Вместе с тем дается объ-
яснение тому, каким образом конечный дух, посредством
априорного мышления, с помощью которого он постигает
идеальные структуры, может приблизиться к природе—
ведь природа, онтологически определена именно этими
идеальными структурами. Последние вовсе не навязыва-
ются природе субъектом, они составляют сущность при-
роды: природа конституирована благодаря идеальной сфе-
ре. Я хорошо понимаю, что в настоящее время объективный
идеализм не относится к самой распространенной фило-
софии. Однако же я не менее убежден в том, что он пред-
ставляет собой завершающую позицию любого историко-
философского цикла и, кроме того, если говорить о теории
обоснования, является сильнейшей гносеологической и он-
тологической теорией. Впрочем, избавьте меня от необ-
ходимости развивать здесь темы, которые я точнее разра-
ботал в другом месте.
Мне хотелось бы, напротив, сосредоточиться на втором
требовании, набросав адекватную теорию отношения при-
роды и человека, которая и становится-то возможной толь-
ко на основе объективного идеализма. С точки зрения такой
теории человек, как говорилось, с одной стороны, порожден
природой и тем самым непременно оказывается ее частью.
Но, с другой стороны, как единственное существо, способ-
ное постигать принципы самого себя и природы, человек
непременно есть нечто трансцендирующее природу, более
того, иное природы. Мне кажется, что сложнейшей загад-
кой любой теории отношения природы и человека остается
именно эта двойственность человека. Это “и” между
“природой” и “человеком” поднимает онтологические про-
блемы, вряд ли свойственные чему-либо другому в извест-
ном нам мире. Когда я говорю, например, “растение и жи-
вотное”, то тогда с помощью “и” соединяются две вещи,
подводимые под одно, более общее родовое понятие. Тем не
менее ни одна из них не входит в другую в качестве части,
скорее, они остаются противоположными друг другу. Дело
выглядит совершенно иначе, если я скажу: “сердце и тело”.
Тогда речь пойдет об отношении между частью и целым.
Противополагать их друг другу было бы нелепо, потому что
вне тела сердце уже больше не есть сердце, тело же, лишен-
ное сердца, умирает.
Как мне кажется, отношение человека и природы од-
новременно следует отнести к двум типам отношений, что
делает его достаточно трудным для понимания. В истории
человека с очевидностью наблюдается развитие от “вклю-
чающего” (includierend) к “противополагающему”
(Herauswinung) субъективно-
уки, сходного с нынешним. Во-вторых, различение подлун
ного и надлунного мира, столь наглядное в жизни, твердо
сохранялось в античности, которой, кроме того, не достава-
ло и систематической теории эксперимента. Вот почему
греческие наука и техника развивались параллельно, не
оказывая друг на друга существенного влияния. Архимед
здесь представляет собой знаменитейшее исключение
:твующее сущее, в которое упомянутые науки ни в коек
мере не вмешиваются
49
зависимое—переводч.), бытие которого зависит от отно
-50
стороны, считалось, что не только мир математических
сущностей, но и эмпирический мир природы также кон-
ституируется человеком. Кант и Фихте, лишившие при-
роду всякого к себе сущего достоинства, развили упомяну-
тую тенденцию до ее конечного завершения.
Принцип
принципом, не утрачивает значение методологического
философского принципа.
Картезианское учение о природе является ключом к
пониманию нынешнего разорения природы, поскольку
природа как rex extensa с несомненной резкостью противо-
полагается rех cogitansa. Немаловажно и то, что граница
между rex cogitansa и rex extensa проложена через самого
человека, физическая природа которого, как и его тело,
равным образом причисляются к геа”
был разрублен гордиев узел. Вот почему более не считали
необходимым предполагать во внечеловеческой природе
существование математически не исчерпываемою остатка
душевной жизни, которая в ее полноте не поддается кван-
тификацин, а пребывает в сфере качеств. Подчинение ка-
чества количеству является еще одним основным призна-
ком современной науки, становящимся заметным уже в
самой идее картезианской геометрии
5^
тивистски редуцируется, будучи истолкована как просто
объяснение Я, а не как собственное бытие природы.
Отнюдь не случайно значительные опыты карте
зианской философии природы,—коща^а природой, кото-
рую вовсе не дуалистически противополагали субъектив-
ности, признавалось собственное достоинство и даже
целесообразность, наряду со смутной формой субъ-
ективности,—связанным с возвращением к античной
физике, в особенности к телеологии Аристотеля. Я имею в
виду, конечно же, Лейбница, Шеллинга и Гегеля. (Основа-
тельное знание античной науки и философии вообще всегда
отличало крупнейших критиков эпохи нового времени—
Дег
54
быть, именно поэтому) возрождение и дальнейшее раз-
витие такой философии, как мне думается, будут иметь
немалое значение. Философия эта, с одной стороны, спо-
собствовала бы возникновению нового понимания приро-
ды, которое позволило бы прекратить жестокое порабо-
щение внешней и внутренней природы человека (вред от
картезианства в медицине остается неизмеримым
55
ективирование предмета естествознания, пусть при опре-
деленных условиях, и допустимо с пользой для методо-
логии, по самой сути дела не может быть оправдываемо
недоступностью чужой душевной жизни' ни внешнему на-
блюдению, ни интроспекции (ибо на этой основе,—как и
произошло действительно в бихевиоризме—даже ближне-
му своему следовало бы отказать в субъективности)
56
интерес к природе различаются между собой принципиаль-
но, первый—в теоретическом, а второй—в практическом
отношениях, другими словами: в первом случае желают
лишь наблюдать, во втором же—вторгаться и изменять. Но
все-таки столь же верно и то, что “Теория” античности
отделена от современной теоретической установки глубо-
кой пропастью—пропастью конструктивистского самовос-
приятия познания нового времени. Именно эта пропасть
принципа verum-factum изобличает науку и технику нового
времени как две стороны одной медали, ведь приспособлен-
ность новейшей науки к эксперименту является лишь пра-
ктическим выражением упомянутого духовного принципа.
В эксперименте в силу отвлечения от мешающих факторов
воссоздается часть природы, причем в чистоте, напомина-
ющей божественный акт творения. Но ведь изолирование
отдельных параметров и допускает их техническое исполь-
зование. Проведение эксперимента является машиной т
писе, причем с прогрессом науки оно само начинает испы-
тывать нужду во все более сложной аппаратуре, с тем чтобы
обеспечить теоретический прогресс. (Кстати, специальная
и общая теория относительности Энштейна, выработанные
по большей части априорно, подобно эрратическому валу-
ну во многих отношениях напоминают научный тип
античной “Теории
57
та—по аналогии с тем, как я поступил с ними, но и в том
случае, когда субъект, защитившись от ответной реакции
других, подчинит своей воле всю природу, включая и ин-
терсубьективный мир. А тогда он лишится возможности
обрести себя в других людях, т. е.
58
техника (в отличие от техники, существовавшей до нового
времени) начинает сама создавать свое потенцирование и
становится по природе безграничной: как только удовлет-
воряется одна потребность, так тут же-создается новая и
т. д. до бесконечности, ибо всегда можно представить себе
нечто большее, грандиознейшее, быстрейшее, так что здесь
какая-либо имманентная мера отсутствует.
Современная техника, несомненно, облегчила жизнь
человеку, скажем, сделав более легким труд, техника сде-
лала человеческие органы более сильными или же вообще
заменила сначала моторные, затем сенсорные и наконец
органы, способные к мыслительным процессам. Беля при
использовании техники в новое время необходимой была
человеческая сила, то при машинной технике прежде всего
требуется умственный
59
изоляции и абстрагирования от всякой целесообразности и
субъективности в природе, то созданные современной тех-
никой артефакты остаются совершенно безразличными по
отношению к природному целому. Понимать нашу Землю
в качестве действительного организма, как того требует
“Гайатеория”^,—это, конечно же, проблематично. Но во
всяком случае совершенно ясно: различные уровни бытия
взаимодействуют на Земле чрезвычайно сложным образом,
так что образуется весьма непрочный баланс, который на-
рушается под тяжестью какой-либо массы артефактов, про-
изведенных для удовлетворения отдельных, и без того ис-
кусственно созданных потребностей. Очевидно также и то,
что современная техника необратимым образом видоизме-
няет взаимозависимость не только в биологических, но и в
социальных системах: противозачаточные средства, сред-
ства массовой информации, средства массового уничтоже-
ния радикально изменили природу сексуальности, комму-
никации, восприятия действительности, войны и внешней
политики
60
ременность, как тоталитарная идея создания нового чело
века, которая даже звероподобнейшим деспотам древнего
мира показалась бы полнейшим сумасбродством. Ибо то-
талитаризм—нечто специфическое именно для эпохи ново-
го времени: без принципа verum-factum, перенесенного в
политику, тоталитаризм понять невозможно. И то, что мир
оказался наводненным арсеналами оружия массового
уничтожения, с помощью которого правители самых раз-
ных идеологий грозят смертью друг другу, резче всего обна-
жает будущность количественного, объективирующего
мышления.
Идеологическая воля к самоутверждению
ки и капиталистического хозяйства. Без применения науч-
но-технического метода современная экономика не
достигла бы той степени рационализации, которая и
отличает ее от античной. Мир техники, напротив, не
развивался бы столь стремительно, если бы экономические
интересы не содействовали такому развитию. Впрочем, мне
представляется гораздо более важным понимание не только
причинных взаимодействий, но н смысловой связи
капитализма с современной наукой и техникой. Прежде
всего, что бросается в глаза—это три пункта. При
капиталистической форме хозяйства, по крайней мере,
идеологически, индивид от рождения не обретает вполне
определенное место в обществе, как то происходит при
феодализме. Лишь собственным трудом он делает себя тем,
кем становится
умножению денег и, тем самым, лишенную какой бы то ни
было имманентной цели^.
Капиталистический способ производства (только что
упомянутые тенденции которого не преодолеваются и при
социализме), без всякого сомнения, способствует удовлет-
ворению элементарных потребностей в той мере, какая не-
мыслима ни при какой иной форме хозяйства. При ка-
питализме идеал самоопределения для возможно большего
числа людей стал значительно ближе
ные жизненные основания; прогрессу свойственны гротеск
ные черты.
Каким образом дошли до идеи экономического прогрес
са? Немаловажно уяснить, что стабильность представляла
собой одну из главных целей античной политики. Прогресс
в античности, как очень верно заметил X. Йонас^, обладал
вертикальным измерением: он заключался в том, чтобы в
течение собственной жизни добиться определенного нрав-
ственного очищения, понимая его как восхождение в тран-
сцендентный, идеальный мир. Новое время сделало идею
прогресса более “горизонтальной
64
но критериев прогресса существовало разве лишь в хо-
зяйственной сфере. Шмитт усматривает нечто существен-
ное в истории нового времени—а именно, триумфальное
шествие экономически-технического мышления было во
многом связано с верой в открытие чего-то объективного,
осязаемого, способного прекратить любой из нескончаемых
мировоззренческих споров. Однако же эта вера—как мы
понимаем в конце XX в.—является заблуждением. Спор
экономических систем показал, что любая экономическая
система включает в себя и моральные допущения, причем
эти допущения останутся произвольными, если не будет
понята вся совокупность бытия. Но целостность бытия не-
возможно понять, если ее принцип останется совершенно
непознанным. Хозяйство предполагает мораль, мораль—
метафизику, а метафизика—теологию; порядок такого те-
оретического обоснования, мне кажется, не оставляет мес-
та для сомнений. Разумеется, верно и обратное: учение о
Боге остается незаконченным, если не рассматриваются
сферы бытия, в которых развертывается Абсолютное. На-
иболее же загадочной и величественной из этих сфер будет
та, где конечные разумные существа обязаны принимать
моральные решения. Наконец, мораль не действует, если
она не формулирует критерии свободного и справедливого
экономического порядка и не уделяет должного внимания
логике целевой рациональности,—например, если эта ло-
гика подвергается абсолютному отрицанию, а не включает-
ся, в качестве подчиненного момента, в рамки морали.
Величайшее заблуждение политической и духовной ис-
тории нового времени коренится в сумасшедшей иллюзии,
согласно которой все существенные вопросы якобы допу-
скают превращение в проблемы целевой рациональности.
Ради этого субъективность, воспарившая к центру бытия,
должна превратить все вне ее сущее в предмет, доступный
квантификации, и затем поступать с ним по своему
3-113 65
рению. Современные социальные и гуманитарные науки
(доказать это совсем нетрудно, хотя тема моих лекций со-
всем другая) не только ничего не противопоставили побе-
доносному шествию целевой рациональности, но и совер-
шенно капитулировали перед ним. Если политэкономия
Aдама Смита еще была подчинена обширной этической
теории
новлявшая крупнейших критиков современной науки от
Вико до Ницше и Хайдеггера, ныне превратилась в ко-
лесико механизма “объективной науки
Н. Михалкова “Раба любви”. Героиня эта сидит в конце
вагона трамвая, который, оставшись без водителя, быстро
удаляется от зрителей и наконец исчезает в тумане.
Но как раз в этом принуждении и скрыто зерно надеж-
ды. Если абсолютное бытие выразило само себя в субъ-
ективности нового времени, если—чего не понял Хайдег-
гер—только рефлексивное самодостижение придает теории
последовательность, тогда мы вправе надеяться на то, что
страшные судороги представшей в качестве техники субъ-
ективности (их свидетелем оказалось наше поколение) все-
таки не являются ни конечным пунктом развития, ни дока-
зательством тупикового характера самой субъективности.
Ведь в таком случае наша теория, будучи продуктом совре-
менной эпохи, не могла бы претендовать на достижение
истины. Мы вправе питать надежду, что находимся ныне на
поворотном пункте человеческой истории, и даже самого
бытия, что моральная автономия (контроль ведь также яв-
ляется продуктом субъективности нового времени) позво-
лит нам вовремя остановить Голема современной техники.
Мы вправе надеяться, что благодаря коллективным уси-
лиям всех людей доброй воли удастся создать такой мир, в
котором свобода индивида будет согласовываться не только
с правом интерсубъективной общности, но и с природой,
причем последнюю более не станут понимать и воспри-
нимать как простую
68
же, экономика, мотор которой, ее движущее начало суть
популяризованные ценности и категории философии ново-
го времени—иллюзия изготовимости, желание перейти
любую количественную границу, беспощадность по отно-
шению к природе. Итак, философия, для которой слово
“ответственность” не остается бессодержательным поня-
тием, должна, во-первых, разработать новые ценности и
во-вторых, передать их руководящим силам экономики-
причем по возможности скорее. Ибо время не ждет.
Лекция третья
Этические последствия экологического кризиса.
Во избежание неверных толкований замечу следую-
щее: для успешной борьбы с экологическим кризисом мы не
должны, не вправе подвергать новейшую субъективность
полнейшему отрицанию. Идея науки, пытающейся свести
сущее к немногим первоначалам, остается величественной
и, как показывает античная наука, по своей сути родствен-
на программе философии. Отречение от данной идеи (а
именно к этому в конечном счете и стремится Хайдеггер)
означает ужасающий регресс в истории человеческого соз-
нания. Нам надо не разрушить науку—тогда в конце кон-
цов погибнет и разум,—но лишь преобразовать ее. Наука
должна стать более целостной, она не вправе редуцировать
собственный предмет лишь к объекту, отказывая этому
предмету в какой бы то ни было субъективности. Наука
должна встроить свой причинно-научный метод в конце-
пцию сущностного познания, ядром которой станет идея
блага; наука должна скорректировать свое конструктиви-
стское самовосприятие в смысле объективного идеализма.
Отречение от современной техники в равной мере пред-
ставляется маловероятным. Здесь, в свою очередь, должно
возникнуть требование, согласно которому вопрос: “Воз-
можно ли сделать это?” сопровождался бы вопросом:
“А имеет ли смысл это делать?” Специалист в области
техники обязан предварительно оценить экологические и
социальные последствия своих действий и в случаях, когда
71
перевесят негативные последствия, даже в сомнительных
случаях, отказаться от осуществления своей технической
идеи. Способность к такому отказу должна приниматься за
более совершенную свободу, нежели свобода удовлетво-
рения любых потребностей.
Замечательнейшее творение субъективности нового
времени—-я имею в виду универсалистскую этику Канта—
поможет техническому специалисту уразуметь эту мысль.
И действительно, Кантова этика составляет предмет особой
гордости эпохи нового времени—ее ревностно отстаивали в
борьбе против всяческих регрессивных поползновений; и
ранее, и сегодня она с полнейшим на то правом была и
остается одной из опор чувства моральной рефлексии бур-
жуазной эпохи. Понимание того, что любой человек (не-
зависимо от его принадлежности к своему полису, как было
в античности, независимо от его религии и места в социаль-
ной структуре общества, как было в эпоху средневековья)
обладает равными правами, по своему содержанию означа-
ло радикальную нравственную революцию. Не менее ве-
личественной была формальная революция, состоящая в
понимании того, что нравственный закон не следует навя-
зывать человеку путем внешней силы и что он составляет
внутреннюю сущность человека. В практической фи-
лософии Кант вновь обретает измерение абсолюта, уни-
чтоженное им же самим
история не есть нечто чисто субъективное, созданное чело-
веком бытие, которое выражается в истории, во всяком
случае, не осмысляется по модели реальной природы. Эти-
ка Канта помогает преодолеть следующее формальное по-
нятие свободы: свобода не означает возможность делать
все, что захочется. Далее эта этика помогает выработать
понимание, согласно которому свобода состоит, скорее, в
правильном ведении—кто желает недозволенного, тот не-
свободен (в том числе, а возможно, и попреимуществу там,
где он в состоянии удовлетворить свою волю). Ибо потреб-
ности личности, поскольку они не определяются человече-
ской сущностью, приобретают гетерономную природу: они
индуцируются вражденными влечениями, обществом и так
далее.
И все-таки экологический кризис делает необходимым
не только дальнейшее развитие, но и исправление Канто-
вой этики, и притом в трех различных отношениях. Первое
из них—метафизическое; о нем я буду говорить лишь в
общих чертах, так как я подробно рассмотрел его в другой
работе. Второе связано с конкретным содержанием нрав
73
специфическим для Аристотелевой концепции, и дуали-
змом фактов и норм, характерным для Канта. Таковым
следует считать положение о нравственном законе как пер-
вичном принципе по отношению к эмпирическому миру.
Подобное положение, я знаю, выглядит так непривы-
чно, как и объективно-идеалистическое решение теорети-
ко-познаватеяьной дилеммы восприимчивости и констру-
ктивности. Однако же я считаю его верным. Нравственный
закон принадлежит некоему особому, идеальному миру—
так следует думать вместе с Кантом, выступая против вся-
кого аристотелизма. Тем не менее закон этот не есть нечто
онтологически радикально иное по сравнению с
* Под “натурализмом” В. Хесле понимает то, что у нас называют
материализмом.
тение, питаясь, усваивает только минеральные вещества,
тогда как гетеротрофные организмы, животные, для само-
сохранения нуждаются в органических субстанциях. Закон
природы гласит: чем выше субъективность, тем сильнее
противополагает она себя окружающей природе. Тогда кар-
тезианское учение о противоположности гех
75
ский этике. Природа также является объектом нравствен-
ных обязанностей: ведь она, будучи причастна идеальным
структурам, осуществляет ценности, которые нельзя раз-
рушать без нужды. “Без нужды” здесь значит следующее:
нарушение ценности не оправдывается сохранением более
высокой ценности. Таким образом, желательно построение
этики ценностей. И даже вне зависимости от проблемы
экологического кризиса я защищал идею о том, что без
материального учения о ценностях этика никогда не выбе-
рется из абстракций
чем способность человека, при бегстве от самого себя, все
быстрее покидать насиженное место, притом что остается
неясным, есть ли, собственно, смысл в перемене места.)
Поскольку объективный идеализм считает, что в природе,
особенно в органической, есть разум, то он осмотрительнее
при вторжениях в эту природу (не говоря уже о вмешатель-
ствах в биологическую природу самого человека)
77
развития современного мира. Именно перед лицом смерти
император вновь пожелал увидеть живого соловья, и это
исполнено глубокого смысла: ведь смерть—привилегия жи-
вого—позволяет ощутить солидарность с миром природы.
Вот почему пение живой птицы отгоняет смерть, начина-
вшую одолевать императора, едва лишь тот добавил к ме-
ханическому придворному церемониалу еще и искусствен-
ного соловья.
Но, возразят мне, каким образом природа может высту-
пать в качестве объекта нравственных обязанностей, если
она, очевидно, не может бить их субъектом? Разве имеет
нам какие-либо права она не способна предъявить по
ним иск? Здесь, я думаю, следует привести классический
пример ребенка—пример, обладающий значением пара-
дигмы. Ребенок, поскольку он не способен понимать и ис-
подиять свои обязанности, не имеет и понятия о своих соб-
ственных правах. Однако же и мораль, и право запрещают
убивать детей (характерно, впрочем, что сторонник чисто
симметрических правоотношений фихте считает дето-
убийство не противоречащим естественному праву^). При
отсутствии взрослых, которые, следуя природной склон-
ности, обычно защищают права своих детей, т. е. родите-
лей, древнее право ввело фигуру попечителя. Кстати ска-
зать, типичная для нового времени конструкция идеи пра-
ва, строящегося исходя из симметричных отношений
между представителями эгоистических интересов, оказы-
вается непригодной даже для самой приблизительной ре-
конструкции наших интуиций о правомерности. Дети, как
и престарелые, не могут выступать в качестве партнеров по
договору, поэтому выражение:
меня не спрашивали о согласии с данным порядком. Бела
мне, когда я оставался беспомощен, оказывались благоде-
яния, то это еще не обязывает меня,—если бы право было
сводимо к договорному отношению,—заботиться о моих
благодетелях в старости. Разумеется, это не обязывало ме-
ня родить детей и затем оказывать им аналогичные благо-
деяния.
Обратите внимание: я считаю детей вполне совершен-
ными субъектами права; да, я считаю обязанностью, впро-
чем не индивида, но человеческого рода, способствовать
продолжению жизни. Но не менее очевидным мне пред-
ставляется и то, что данную обязанность нельзя обосно-
вать, опираясь на естественное право нового времени. Это
естественное право—иначе и быть не могло—следует Де-
карту; оно исходит из фикции самостоятельного суверенно-
го Я. В действительности же человек на протяжении дли-
тельного времени в начале своей жизни, а сплошь да рядом
я в конце своей жизни не является автономным. (И вот она,
особая ирония: это все более характерно для эпохи совре-
менной техиологаи, то есть эпохи триумфа идеала авто-
номии!) В жизнеустановлении, возможно, проявляется ие
одна лишь природная неизбежность, но и глубокий
поколения—в крупном проигрыше. В сущности бытия за-
ложено то, что данное господство—лишь мгновение цело-
стности, что оно с необходимостью должно ослабеть, ибо в
качестве его временного модуса выступает абсолютное на-
стоящее, тогда как прошлое и будущее радикальнейшим
образом отрицаются
Тем не менее обязанность оставить эту планету обитаемой
является безусловной. Но почему? Поскольку человек есть
высшее существо именно в силу своей способности при-
слушиваться к голосу нравственного закона, постольку мир
без людей в ценностном смысле будет абсолютно ниже ми-
ра, в котором обитают люди. Итак, действие или бездей-
ствие, способствующее гибели людей, суть аморальнейшее
из всех, какие только можно себе представить. Разумеется,
о правах грядущих поколений следует говорить только в
переносном смысле, хотя именно человечность, идея чело-
века безусловно претендуют на то, чтобы реализоваться
также и в будущих поколениях.
Ясно, впрочем, что простое количественное увеличе-
ние экземпляров, относящихся к виду Homo sapiens, не
может выступать в качестве нравственного требования.
Свое достоинство человек черпает из возможности посту-
пать нравственно; и ничто так его не унижает, как нару-
шение нравственного закона и посягательство на жизнь
других носителей человеческого достоинства. Земля конеч-
на и потому способна прокормить лишь определенное число
людей. И поскольку, помимо биологических пределов, су-
ществуют некие социальные предельные значения, превы-
шение которых словно бы по закону природы приводит к
ужасающему росту агрессивности внутри вида, демогра-
фическое развитие не должно бесконтрольно продолжать-
ся; рост населения следует одержать или даже остановить
во избежание социальных катастроф. Право производить
на свет сколь угодно большое количество детей не может
находить себе признания там, где его универсализация за-
ставляет предъявлять природе чрезмерные требования.
Как раз ради выживания человечества число человеческих
особей должно быть ограничено. Упомянутое мнимое право
является классическим примером права, которое имеет
смысл при определенных условиях, но вовсе не остается
общезначимым. Такое право следует ограничивать, имея в
81
виду высшие права и ценности, разумеется, если при этом
прибегать к способу, совместимому с универсалистской
этикой, другими словами, равно справедливо обращаясь с
равными. В те времена, когда Земля еще не была так густо
населена, как сегодня, когда дети умирали несравненно
чаще, подобное право имело какой-то смысл. Тогда нравст-
венным могло считаться рождение хотя бы двух дюжин
детей. Но сегодня государственные ограничения этого пра-
ва становятся обязательными. Ясное дело, добровольность
следует предпочитать принуждению; само собой понятно
также, что уже родившиеся и даже, по моему мнению, уже
зачатые дети обладают правом на жизнь. (Я не считаю
свободу аборта моральным решением проблемы народона-
селения хотя бы в силу следующего соображения: человек,
убежденный в том, что полностью детерминированные ге-
нетически эмбрионы не имеют права на жизнь, вряд ли
разовьет в себе чувство ответственности перед грядущими
поколениями.) Но все дальнейшие мероприятия другого
рода оправданны и даже должны быть предписаны.
Прискорбно, конечно же, что применение противо-
зачаточных средств лишает человеческую сексуальность
не только плодовитости, но и любви, без которой сексуаль-
ность теряет нравственное достоинство, но тем не менее от
противозачаточных средств отказываться не следует. Точ-
но так же нельзя ничего возразить против стерилизации
после зачатия или рождения второго ребенка. Малая семья
должна стать ведущим институтом века охраны окружаю-
щей среды, так что религии, противодействующие оз-
наченному развитию, попросту отказываются выполнять
свой нравственный долг.
Вообще говоря, одной из важнейших задач, стоящих
перед этикой века охраны окружающей среды, будет отре-
чение от новейшего инфинитизма и возвращение к мере,
причем не только в отношении демографического развития.
Человек обязан отречься от большинства своих потребно-
стей, усвоенных за последние сорок лет—ведь они при-
чиняют вред окружающей среде, и, если они станут все-
общими, Земля непременно погибнет. (Тем народам, кото-
рые еще не усвоили таких потребностей, следует настоя-
тельно рекомендовать совершенно отказаться от их
усвоения. Легче отказаться от новых пороков, чем изба-
виться от уже существующих.) Многим сделать это будет
непросто, причем не из-за одной инертности или человече-
ской лености, но также из-за социальной структуры многих
обществ, которые связывают социальный престиж с удов-
летворением нелепейших потребностей
герои эпоса и трагедии, образцами римской республики—
герои седой древности, средневековья—легендарные свя-
тые; а вот образцами для современной культуры являются
в лучшем случае юные спортсмены и рок-певцы, а еще
чаще—фигуры рекламы, ковбой “Мальборо” заменяет
Ахилла, Цинцинната и святого мученика.
Правда, необходимые нам сегодня аскетические идеа-
лы не могут поддерживаться религией, стало быть, уверен-
ностью, что отречение от земного должно дать возможность
человеку заслужить небесное блаженство. Ибо и тогда на-
слаждение остается целью собственного поведения; и до-
статочно разрушиться вере в небеса, чтобы посюстороннее
потребительство стало естественным. Итак, определенная
степень аскезы должна быть познана как условие собствен-
ной свободы: не является свободным человек, который нуж-
дается во многом—то ли ради хорошего самочувствия, то ли
ради признания тех других людей, от которых зависит его
чувство самооценки. Критерием свободы скорее служит
свобода от потребностей. Возрождение стоических идеалов,
пожалуй, остается последним шансом человечества.
В век охраны окружающей среды смысл добродетели
изменяется: сущность остается неизменной, однако же с
переменой общих условий акценты в них расставляются
по-новому. Сказанное, помимо прочего, касается и второ-
степенных добродетелей, ценность которых всегда зависит
от того, с какой целью они соотносятся. Новая же цель
гласит: “Создание экологического общества”, но не “эко-
номический рост любой ценой”. Человек, пускай даже и
пренебрегающий личными интересами, но посвятивший
свое усердие, свои знания, свою мудрость достижению вто-
рой—во всемирно-историческом смысле устаревшей—це-
ли, не может претендовать на объективную моральность.
Более того, и его субъективная моральность может быть
оспорена: ведь в обществе растут сомнения относительно
данной цели, а он, этот человек, даже не приводит серьез-
ных аргументов против возникающих сомнений. Что же
касается четырех классических кардинальных добродете-
лей, то и они, как представляется, нуждаются в каких-то
новых оттенках.
Мудрость сегодня не может ограничиться стремлением
к гармонии с абсолютным принципом бытия и со своим
ближним—она должна включать в себя и гармонию с при-
родой, порождая при всем том сдержанную рассудитель-
ность,пособность к отречению. Благора-
зумие встречается только там, где даются в
радиусе охвата рациональные оценки последствий дея-
тельности, опосредованной современной техникой, и, что
еще важнее, деятельности институтов, к которым мы
принадлежим. Справедливость не распространяется только
на членов собственной культуры, напротив, она должна
постоянно расширяться в пространстве и времени. Наши
исторические предшественники, т. е. природа, архаические
культуры, суть объекты справедливости наравне с гряду-
щими поколениями. Наконец, храбрость будет проверяться
по преимуществу не на войне (хотя жертва собственной
жизнью в борьбе с несправедливостью и насилием, разуме-
ется, остается нравственным требованием)
Вообще говоря, я полагаю, что кантовский ригоризм, бу-
дучи корректным в теории обоснования, в мотивационно-
психологическом смысле все-таки недостаточен. Критики
Канта, от Шиллера до Шелера, как мне кажется, правы в
том, что к простому признанию формальной структуры
долга должно присоединяться эмоциональное расположе-
ние к материальным ценностям, дабы люди действовали
действительно морально. Впрочем, мои замечания этим не
ограничиваются. Кант полагает, будто бы последствия на-
ших действий не составляют особой проблемы для этичес-
кой теории: решающее в моральном отношении—максимы,
а при образовании максим нравственным долгом является
лишь оценка непосредственных последствий. Вот почему
Кант мог верить в достаточность здравого человеческого
рассудка для определения нравственного поведения в той
или иной ситуации.
Сегодня дело, что стало очевидным, обстоит совершен-
но иначе. Современная техника невиданным в мировой
истории образом расширяет последствия нашей деятель-
ности в пространстве и времени, причем расширение мира
действия сопровождается соответствующим
увеличением масштабов замеченного мира
86
Кроманьонец, поражающий своего соплеменника камен
ным топором, должен был встретиться с противником в
ближнем бою. При всей конкретной ненависти, от которой,
возможно, избавлены позднейшие эпохи и которую развил
в себе кроманьонец, последний все-таки вынужден был
смотреть своему противнику в глаза, так что вид проли-
вшейся крови помогал ему в конце концов осознать весь
ужас его деяния. Стрелковое оружие изменило положение:
солдат в окопе, не видя своей жертвы, возможно, слышит,
как пораженный противник испускает крик боли. Но с изо-
бретением средств массового уничтожения и этот
акустический контакт исчезает: генерал, находящийся в
превосходно оборудованном помещении, нажимает на
пресловутую кнопку—и вот межконтинентальная ракета с
атомными боеголовками летит по направлению к странам
противника, тогда как генерал остается лишенным любого
конкретного отношения к убиваемым им людям. Наша
техника ныне способна действовать на очень дальние рас-
стояния, а вот обслуживающие ее люди так и не научились
распространять традиционную любовь к ближним до любви
к дальним.
Соответственно, одна из главных причин экологичес-
кого кризиса: мы, во-первых, не знаем того, что мы творим,
а во-вторых, если нам и сообщают о последствиях, то у нас
отсутствует система стимулов, способная изменить наше
87
о безопасности ядерной энергии и даже оспаривали вред
курения табака для человеческого здоровья
88
на страхе; следовательно, может возникать заинтересован-
ность в пессимизме. Однако же серьезно эту проблему вряд
ли можно отрицать: на убеждении, будто ничего не слу-
чится и можно дальше продолжать в том же духе, можно
заключать еще более выгодные сделки—наша современная
экономика живет за счет подобных сделок. Далее, интере-
сы, мною упоминаемые, вовсе не являются лишь матери-
альными. Скорее речь идет о моральном бремени—ведь
следует признать, что твой образ жизни до сих пор в объ-
ективном смысле был ложным. Против такого осознания
борются всеми силами, что достаточно хорошо известно на
примере эпох, отмеченных сменой моральных парадигм.
Во-вторых, если отвлечься от интересов, прогноз ока-
зывается зависимым от теоретических условий, в которых
мы находимся. Незаинтересованный специалист иначе
смотрит на многие проблемы, иначе ставит многие вопро-
сы, нежели незаинтересованный “генералист”—ученый,
склонный к обобщениямому же в подобном
случае следует доверять? Я думаю, что при прочих равных
условиях “генералист” заслуживает большего доверия. Ны-
нешняя ситуация сложилась благодаря науке, мыслящей
исключительно под влиянием специализации. Таким обра-
зом, только создание науки нового типа, когда генералисты
и специалисты начнут сотрудничать иначе, чем до сих пор,
может позволить нам в перспективе выработать содержа-
тельный консенсус
89
В-третьих, наконец, расхождение между двумя типами
ученых может объясняться и так: оба остаются убежден-
ными в том, что при учете современных знаний следует
ожидать страшной катастрофы с вероятностью в сорок про-
центов; однако же один полагает, что не нужно ничего
делать, тогда какдругой, напротив, требует принятия нуж-
ных мер. Здесь, мне думается, надо признать правоту уче-
ных второго типа. Если требовать стопроцентной гарантии
глобальных прогнозов, то тогда заранее оправданной ока-
зывается бездеятельность: ведь достоверного знания при
сложных предсказаниях получить невозможно. Чем гран-
диознее зло, тем меньшую вероятность его наступления
следует принимать во внимание для побуждаемого долгом
отыскания лучших альтернатив.
Согласия ученых, конечно же, недостаточно—научные
выводы должны быть переданы всем тем, кто своим дей-
ствием или бездействием способствует появлению предска-
занных учеными последствий. С одной стороны, любой ин-
дивид.-способный на это интеллектуально, обязан получать
информацию как о последствиях своего собственного, так и
коллективного поведения индустриального общества, по-
скольку он так или иначе член данного общества. Настоя-
тельность этой обязанности возрастает вместе с уве-
личением меры власти, которой кто-либо обладает. Даже
тавтологически: большая власть подразумевает и большую
ответственность и, следовательно, более строгие обязан-
ности человека, анализирующего последствия деятельно-
сти институтов, которыми он руководит. Человек, неспо-
собный рационально или эмоционально следовать такому
принципу, поступает аморально, если он вообще продол-
жает осуществлять властные функции вне зависимости от
конкретного качества любого действия или воздержания от
действия. Я говорю “воздержание от действия”
ибо, следуя немецкому уголовному праву,
полагаю, что бездействие, причиняющее ущерб субъекту,
за которого несут ответственность,—наказуемо. К приме-
ру, подлежит наказанию отец, позволяющий ребенку за-
хлебнуться водой—только потому, что не хотелось замо-
чить костюм. Такого отца по праву накажут за убийство.
Точно так же, мне кажется, и руководители, пренебрега-
ющие сбором доступной информации о последствиях дея-
тельности возглавляемых ими институтов, несут за это не-
посредственную ответственность.
С другой стороны, вузы, школы, СМИ, церкви, способ-
ствующие формированию общественного мнения, должны
с особенным усердием работать над сбором и распростра-
нением соответствующей информации. Неспособность к
этому, объясняемая, как правило, институциональным ус-
тройством, не может служить оправданием, если какая-
либо помощь остается возможной. Мне думается, что цер-
кви, являющиеся важнейшими проводниками ценностей,
здесь бездействуют. Как известно, современная наука и
техника вынуждены были постоянно отстаивать свои права
в борьбе с религией. Отсюда ясно, почему религия до сих
пор не нашла эффективного подступа к этим двум сферам,
поройоставаясьсовершеннобеспомощной.
91
сегодня вправе скорее тот, кто ведет себя в соответствии с
ситуацией кризиса окружающей среды, нежели тот, кто
следует традициям, древность которых, возможно, и вызы-
вает к себе уважение, но мало способствует решению эк-
зистенциальных проблем человечества..Теологическое об-
разование, само собой разумеется, также должно быть ре-
формировано. Учителю этики (а ведь именно им обязан
быть священник)
92
века, соотносящиеся, конечно же, со способностью пред-
ставления, служили прочной основой, на которую можно
было опереться в случае морально значимых действий. Но
особенность современной техники состоит в том, что она
радикально превосходит способность представления. Как
справедливо сказал Гюнтер
бным. “Я знаю, что катастрофы наступят, но не верю это-
му”—так думают многие накануне экологического кризи-
са.
Композиция примечательной книги Г. фон Дитфурта
“О, дайте нам посадить яблоньку, уже пора”^, при извест-
ном упрощении, выстраивается следующим образом: в пер-
вой части Дитфурт описывает современную опасность, во
второй—указывает на выходы, какие, по его мнению, оста-
ются рационально возможными. Тем не менее в третьей
части он в качестве вывода делает предположение о том
исходящего? Очевидно, логика институтов не совпадает с
суммой логик отдельных индивидов; этим объясняется, с
одной стороны, поразительная способность институтов к
самосохранению, а с другой стороны,—не меньшая их гиб-
кость, способность приспосабливаться к новым ситуациям,
сравнительно с наделенными моралью индивидами. Пос-
кольку отдельный индивид не может рассчитывать на то,
что другой изменит, подобно ему, свой взгляд, то он и не
рискнет изменить свое поведение. В результате все ста-
нут—по крайней мере в течение опасно долгого времени—
продолжать поступать по-старому, хотя вряд ли кто-то бу-
дет по-прежнему считать свои действия морально оправ-
данными. Сюда же добавляется и то, что действия
коллектива не могут представляться его членам морально
оправданными в той же мере, в какой оправданы частные
действия для любого индивида—таково, по крайней мере,
ходячее убеждение. Вот почему угрызения совести инди-
вида стихают, если он принимает участие в действиях, за
которые не несет единоличной ответственности.
В условиях коллективной безнравственности, которая
отличает разрушение окружающей среды, в современном
индустриальном обществе соединяются многие факторы,
роковым образом уничтожающие чувство непосредствен-
ной ответственности. Человек, стоящий перед выбором (от-
правиться ли ему куда-то недалеко пешком, либо на обще-
ственным транспорте, либо же на автомобиле), абстрактно,
может быть, и знает о том, что езда на автомобиле усилива-
ет парниковый эффект. Однако же отказ от автомобиля
дается с трудом. Прежде всего, человеку не видны, неданы
наглядно непосредственные последствия его поведения.
Даже если человек будет бояться последствий для себя ли-
чно, их (порой мнимая) удаленность во времени не позво-
ляет им выступать в качестве непосредственного мотива,
противодействующего запланированному поступку; вспо-
мним хотя бы о курении. В-третьих, известную роль играет
95
и убеждение в том, что я как индивид все равно не могу
ничего добиться—пусть я в данной, особенной ситуации
откажусь от поездки на автомобиле; даже отказавшись от
езды на автомобиле вообще, я не предотвращу парниковый
эффект. Даже если люди в рамках какого-либо института
размышляют об изменениях в своем поведении, они могут
сказать себе: при действиях, в которых участвуют все люди,
изменение, даже если оно происходит в большом государ-
стве, все равно окажется недостаточным и, следовательно,
бесполезным. В-четвертых, когда узнают о многих антро-
погенных экологических катастрофах, складывается впе-
чатление, будто речь идет о неотвратимых природных ка-
тастрофах, за которые никто не несет ответственности. Со-
временную ситуацию я хотел бы описать таким образом: в
одной португальской новелле, а именно в “О, Мандарин”
Э.
нам почувствовать, что каждый из нас несет ответствен-
ность хотя бы за одно убийство.
Свои слова я опять-таки поясню образно, с помощью
конкретного примера: можно спорить о том, явился ли пар-
никовый эффект одной из причин наводнения в Бангладеш
в последние годы, но очевидно, что он уже в скором времени
приведет к такого рода последствиям. Вот почему не следу-
ет сомневаться в том, что всякий потребляющий слишком
много энергии понесет часть ответственности за тех жите-
лей бедных, равнинных стран, которые захлебнутся в море,
пусть он—продолжим это сравнение—сам и не льет воду на
тонущих. Тем не менее благодаря своему образу жизни
такой человек навряд ли ощутит то спасительное возму-
щение, которое может помочь его обращению; гибель тысяч
людей, в которой он отчасти виновен, будет менее близка
ему эмоционально, чем смерть одного, принадлежащего
ему золотистого хомячка. Поскольку рационально он мо-
жет понять, что первое есть большее зло, он испытывает
боль оттого, что катастрофа остается ему безразличной.
Итак, в нем рождается чувство вины именно от отсутствия
чувства вины.
Такой человек впадает в тупую апатию, будет испыты-
вать экзистенциальное чувство неотвратимой коллектив-
ной вины, какое мы встречаем в странах Запада у многих
молодых людей, наделенных моралью и интеллектом. Ис-
чезновение восприимчивости к различению действия и без-
действия является этически значимым, сопутствующим
феноменом данного тупого чувства. Хотя, конечно, не одно
и то же, убиваю ли я человека или не помогаю тому, чьей
жизни угрожает опасность,—тем не менее, чрезвычайная
сложность обусловленных техникой причинных перепле-
тений современного мира приводит к тому, что многие лю-
ди точно не знают, виноваты ли они в смерти многих людей
в “третьем мире” лишь потому, что не финансируют эти
страны, или, скажем, несут ли они какую-нибудь вину за
97
их гибель из-за своего потребительского поведения, кото-
рое приводит к экономическому кризису в далекой стране,
или, например, виноваты ли они, если потребляют энер-
гию, вызывающую стихийное бедствие. В самом деле, име-
ющейся у нас информации часто недостает для ответа на
данный вопрос.
Психолог, который смог бы точно описать означенные
психические механизмы, препятствующие быстрому дей-
ствию, и притом сделал бы их наглядными с помощью умело
проведенных опытов, оказал бы тем самым великие заслуги
человечеству,—не меньшие, чем Милгрэм^ (которому мы
обязаны известным экспериментом, способствовавшим
действительно значимому пониманию душевных механиз-
мов, кои определяют преступления в тоталитарных госу-
дарствах). Милгрэм приглашал людей для помощи при
опытах с другими людьми. Согласно опыту, помощники
должны были наказывать сидящих в другом помещении
электрошоком, наращивая силу тока, если подопытные де-
лали ошибки в определенном словесном тесте. Мучители не
знали того, что они сами были объектами опыта, а их жер-
твы лишь стимулировали крики боли. Милгрэм хотел выяс-
нить, насколько далеко люди в правовом государстве гото-
вы продвинуться, пытая своих ближних, если руководитель
эксперимента примет на себя всю ответственность, посто-
янно говоря им, что их поступки вполне законны. Резуль-
тат оказался весьма прискорбным: более половины помощ-
ников оказались готовыми причинить своей жертве даже
такой удар током, который предположительно мог оказать-
ся смертельным.
Мы узнали бы кое-что о причинах нынешнего кризиса,
если бы нам удалось смоделировать на поведении одного
индивида нынешнюю ситуацию человечества. Но еще важ-
нее, конечно, подумать о том, каким образом можно из-
менить столь роковое поведение. Здесь, мне кажется,—и я
уже много раз о том говорил,—недостаточно обращать вни-
мание людей на отрицательные посдедствия их действии
именно потому, что последствия эти не связаны непосред-
ственно с их поступками. Людям нужно, скорее, показать
малую имманентную ценность их действий—а не отсут-
ствие ценности в последствиях действия. Эмпирически вы-
яснилось, что объяснения экологической вредности езды на
автомобиле мало помогают. Гораздо эффективнее, отвле-
каясь от последствий, критиковать систему ценностей, в
которой автовождение выступает как ценность—напри-
мер, становясь идеалом бесцельной, сугубо частной мо-
бильности,—иронически изобличать психическую струк-
туру того человека, чье самосознание ориентировано на
непременное обладание быстрой и большой машиной. В та-
ком случае невозможно будет уйти от ответа на том осно-
вании, будто бы предсказанные последствия, возможно,
вовсе не наступят.
Само собой разумеется, что подобная атака на само-
ощущение другого человека дозволяется лишь в том слу-
чае, если ей предшествует строгий самоанализ. Тот, кто
хочет сделать мир лучше, должен начинать с себя. В свое
время трудно было отыскать что-либо менее достойное до-
верия, чем критика капитализма со стороны обитателей
“Гранд-отеля над пропастью
* “Grand Hotel
Abgrund"так Лукач обозначил радикально настроенных против капитализма, но не гнушавшихся его благ философии Франкфурта 20-х годов..чтобы убедить других людей изменить их поведение. Необходимо в глубине души любить мир и людей, несмотря
своему
час-
тично проявлялась и в их требовательности при обращении
с ближними. В одной из самых привлекательных частей
Ветхого Завета, в новелле под заголовком “Иона”, расска-
зывается о том, как Иона, будучи пророком вопреки своей
воли, по завершении истории с китом начинает пророчест-
вовать в Ниневии
Лекция четвертая
Экономика и экология
Лекции о практических сторонах экологического кри-
эиса своим классическим трехчленным делением будут на-
поминать—и это сразу бросится в глаза—практическую
философию античности и средневековья, подразделявшу-
юся, как известно, на этику частной жизни, экономику и
политику. Впрочем, говоря об экономике, не следует забы-
вать об одном немаловажном отличии, так как вплоть до
XVIII в., когда под экономикой начали понимать науку о
хозяйстве, упомянутое слово означало лишь учение о домо-
водстве. То, что экономическая деятельность становится
предметом самостоятельной науки только в новое время,
конечно же, нельзя расценивать как случайность. Прежде
всего, именно при капитализме экономическая деятель-
ность усложняется настолько, что все традиционные о ней
представления, сложившиеся еще при индивидуальном
владении имуществом, оказываются совершенно опроки-
нутыми. Далее, при капитализме складывается хозяйст-
венная система, логика которой не только не сводится к
логике “Oikos”, но и, сверх того, основательно видоизменя-
ет, если не разрушает, последнюю
Одной из главных черт, характеризовавших историю
Европы с начала индустриальной революции, следует счи-
тать освобождение экономики из-под нормативного гнета
прочих социальных образований, таких, например, как се-
мья и государство. Это в конечном счете способствовало
возникновению особой логики экономического разума, ко
103
торая, как мы уже видели, тоже встает в ряд причин, обус-
ловивших нынешний экологический кризис. Правда, этот
кризис не есть первый отрицательный результат капита-
листической системы хозяйства. В девятнадцатом веке гла-
вным оставался все-таки социальный вопрос. Он встал в
повестку дня после того, как традиционный порядок обще-
ственной жизни разрушился под напором новых экономики
и техники. Поскольку же способы решения социального
вопроса выдумывались и применялись самые разные, то в
двадцатом столетии в Европе наступил глубочайший по-
литический раскол. Несмотря на
моральных соображений, возможно, придерживается по-
добного образа мыслей потому, что, будучи принципиаль-
ным пацифистом, отрицает право на самооборону на нор-
мативном уровне (в том числе и в случае угрозы уничто-
жения человечества в ходе ядерной войны), пусть
благодаря доступу к эмпирической информации такой че-
ловек и мог бы убедиться в существовании стратегического
паритета.
Основное различие между политическими системами
Востока и Запада, как мне представляется, отнюдь не сво-
дится к выбору разных целей. Разумеется, свобода с точки
зрения западного общественного идеала оценивается вы-
ше, чем то делается на Востоке. Однако и при той, и при
другой форме социальной организации в теории господст-
вуют одни и те же, всеобщие идеалы Просвещения, пос-
тулирующие свободу воли и возможность благосостояния
для каждого. Различия заключаются скорее в представ-
лениях о наиболее подходящем пути осуществления упо-
мянутых идеалов. В самом деле, в западных демократиях
поставленные цели достигались благодаря контролю над
развитием капиталистического хозяйства, тогда как в ком
ральную убедительность этого аргумента, то нам никогда
не удастся понять, почему вплоть до недавнего времени
люди образованные и глубоко нравственные находились
под сильным влиянием марксизма. Далее, адепты капита-
листического хозяйства не вызывали доверия и произво-
дили отталкивающее впечатление, когда они в довольно-
таки лицемерной форме стремились соединить
традиционные христианские представления о нравствен-
ности с погоней за прибылью. Гневные тирады Маркса,
изобличавшего несостоятельность нравственного сознания
буржуазии, по всей видимости, для читателей придавали
предсказаниям философа большую убедительность, чем
его детальный экономический анализ.
Нет нужды напоминать о том, что предсказания мар-
ксизма в большинстве случаев были опровергнуты исто-
рией. После завершения второй мировой войны почти во
всех западных странах с помощью рыночного хозяйства
удалось достичь исключительной социальной стабильности
и благосостояния для подавляющей части населения.
Кстати сказать, колебания мировой экономики, по сути
дела, это благосостояние не затрагивают, тогда как эко-
номические трудности, выпавшие на долю стран социа-
лизма, не далее как в прошлом году вылились в великий
социально-политический кризис. Несмотря на то что Со-
ветский Союз, вопреки мнению А. Амальрика, и пережил
1984 год, сегодня становится совершенно ясно, что к
2000 году в этой стране будут господствовать иные социаль-
ные формы, отличные от нынешних (даже если и сделать
скидку на крайнюю недостоверность футурологических
прогнозов, наиболее оптимистические из которых переме-
жаются с самыми пессимистическими).
Вряд ли кто теперь решит оспаривать также и тезис о
противоречивости нравственного сознания в странах со-
циализма, ибо по глубине возникших противоречий оно
ничем не отличается от сознания буржуазного. В самом
деле, подавление экономического эгоизма вовсе не заста-
вило индивида отождествить личный интерес с обществен-
ным. Напротив, оно, с одной стороны, способствовало воз-
никновению специфических форм лицемерия, а с другой—
породило теневую экономику, причиняющую значи-
тельный нравственный ущерб и своей коррупцией
превзошедшую отвратительные явления западного капи-
тализма. Вот почему мне кажется наивным предположение
Ханса Йонаса, который, сравнивая две экономические сис-
темы, писал в книге “Принцип ответственности”, будто бы
социализм в большей мере способствует воплощению в
жизнь народных масс аскетических идеалов. Впрочем, де-
тальный анализ перечисленных феноменов вовсе не входят
в мою задачу; к тому же вы знакомы с ними гораздо лучше.
Но все-таки, будучи специалистом в области этики, я хотел
бы сделать один вывод, который, как мне думается, имеет
основополагающее значение. А именно: абстрактное от-
рицание экономического эгоизма является поступком не
только бессмысленным, но и аморальным.
В последующих размышлениях об экологически при-
емлемом хозяйстве этот вывод будет играть немаловажную
роль, так что я попытаюсь обосновать его подробнее. Преж-
де всего, эгоизм уничтожить невозможно, стремиться же к
вещам невозможным никоим образом не следует, ибо такое
занятие отвлекает нас от действительно важных целей. Ко-
ротко говоря, ограниченность сил, дарованных нам при-
родой, вынуждает расходовать их экономно.
Разумеется, образ Дон Кихота, при всей его забавно-
сти, остается возвышенным: он напоминает нам о том, что
идеалы, не теряя своего значения регулятивных идей, всег-
да будут воспарять над действительностью. Но если бы Дон
Кихот обладал хоть какой-нибудь реальной властью, то
возвышенность образа улетучилась бы мгновенно. В самом
целе. Дон Кихот либо тут же потерпел бы неминуемый
крах, создав, таким образом, вакуум власти, опасный в
любое время; либо этот рыцарь—для воплощения своих
благородных идеалов—счел бы себя вынужденным прибег-
нуть к насилию, причем мера насилия была бы прямо про-
порциональна отрыву его идеалов от действительности.
Итак, пытаясь обосновать первоначальный тезис, я приво-
жу второй аргумент: человек, желающий уничтожить
эгоизм, неминуемо совершит еще более страшные преступ-
ления по сравнению с теми, которые следует приписать
воздействию эгоизма. Утверждение о том, будто бы ограни-
ченный кругозор крестьянина-кулака в большинстве слу-
чаев не позволяет последнему подчинить собственный ин-
терес общему благу, может показаться оправданным.
Однако это никоим образом не меняет тот факт, что осуще-
ствленное Сталиным уничтожение крестьянства было куда
большим нравственным злом, чем все корыстные поступки
кулаков вместе взятые.
Дело не только в том, что отделаться от эгоизма невоз-
можно; если же удается от него избавиться при помощи
грубого насилия, то имеет место безнравственное деяние
Ведь при известных условиях уничтожение эгоизма следо-
вало бы расценить как неудачу, даже если бы оно осу
комической деятельности, рационализированной в соот
ветствии с пусть и неприятными законами эгоизма.
Мои слова вовсе не следует понимать таким образом
будто бы я вручаю carte blanche современной форме ка-
питализма. Напротив, я скорее соглашусь с тем, что сегод
Однако же ущерб, к сожалению, причиняется не одной
такой личности—стремление к получению прибыли любой
ценой может обернуться немалым вредом для всего челове-
чества. Среди нерешенных проблем капиталистических го-
сударств, к примеру, можно назвать безработицу, хотя ее
причины, вне всякого сомнения, вовсе не следует объяснять
исходя из традиционной критики капитализма, вдохнов-
лявшейся идеями классовой борьбы. Кстати говоря, чрез-
мерно высокая цена труда, особенно если учитывать расхо-
ды предпринимателей на социальные нужды, отчасти
заставляет капиталиста рационально организовывать ра-
боту
в Советском Союзе тяжелее, чем на Западе. Итак, эксплу-
атация природы определяется не той или иной собственно-
стью на средства производства, а менталитетом людей, обя-
занных принимать определенные решения. Кстати говоря,
общеизвестным является тот факт, что ваша страна еще в
сталинские времена поклонялась идеалам индустриализ-
ма, стремясь, по всей видимости, не только догнать уровень
промышленного производства стран Запада, но и перег-
нать его. Таким образом, А. Горц имел полное право объ-
единить современное социалистическое и капиталистичес-
кое хозяйства под одним, более широким понятием
индустриализма
ность рабочего дня была ограничена. В итоге те социальные
тяготы, которые, вне всякого сомнения, давили на людей на
начальной фазе развития капитализма, при переходе от
либерально-правового государства к социальному государ-
ству услуг постепенно становятся все легче и легче. Не-
смотря на гарантию полной экономической автономии, го-
сударство стремится к созданию таких общих условий, при
которых законное преследование корыстных целей не вле-
чет за собой негативные социальные процессы. Вот почему
государство постоянно вмешивается в экономику, особенно
в тех случаях, когда естественная динамика последней при-
водит к нежелательным для общества результатам. Сверх
того, государство берет на себя ответственность за управ-
ление основными хозяйственными отраслями, поддержи-
вающими инфраструктуру индустриального общества. Как
известно, в царской России так и не смогли, вернее своев-
ременно не смогли, создать здоровую социальную структу-
ру общества, что в немалой мере способствовало успеху
большевистской революции.
Как мне представляется, формальное решение вопроса
о том, насколько широко должна распространяться допу-
скаемая государством экономическая автономия, следует
искать именно в этом направлении. В самом деле, государ-
ство, как я уже сказал ранее, не может подавить эгоис-
тические инстинкты предпринимателей—ведь в противном
случае оно неминуемо лишит себя важнейших источников
жизненной силы. Одним словом, возвращение к тем време-
112
бычайно, так что теперь всем стало совершенно ясно, что
рациональный эгоизм не может автоматически обеспечить
общее благо. Более того, рационально-эгоистическое, алч-
ное поведение способно погубить человечество, хотя этот
вселенский потоп может наступить уже после смерти тех,
кто действует подобным образом. (Здесь я вовсе не
принимаю во внимание те случаи, когда люди действуют
под влиянием неразумного эгоизма, например, если они не
могут рассчитать промежуток времени до наступления ка-
тастрофы или же, подверженные непреодолимому вле-
чению к смерти, примиряются даже с собственной
гибелью.)
Итак, только общие условия, ограничивающие эго-
истическую деятельность
обратить внимание, во-первых, на определение слов “об-
щее благо” и, во-вторых, на историческое положение того
или иного общества. К примеру, если при опреде-дении об-
щего блага мы подразумеваем и благо последующих поко-
лений, то необратимые разрушения природы ни в коей мере
не могут считаться допустимыми, пусть даже сегодня они и
облегчают нам достижение кое-каких самих по себе жела-
тельных социальных целей, например всеобщей занятости.
Поскольку же человеческая жизнь, без которой не может
быть и речи о каких-либо иных благах, должна расцени-
ваться в качестве основного блага, то и жизнь последующих
поколений оказывается более существенным благом в срав-
нении с социально-экономическим благополучием поко-
лений нынешних. Что касается исторического положения
того или иного общества, то, например, в наступивший
после окончания второй мировой войны период экономиче-
ского восстановления сложились такие общие условия, ко-
торые содействовали бурному подъему экономики. Понят-
но, что в иной исторической ситуации подобные условия
могут оказаться бессмысленными, в особенности если под
подъемом понимать качественно недифференцированный
количественный рост. Аксиома нынешней экономической
политики, в соответствии с которой рост общественного
брутто-продукта принимается за высшую ценность, спо-
собную в итоге оправдать поступки любого правительства,
в действительности таит в себе величайший порок совре-
менности, а именно абстрагирование от качественного сво-
еобразия, когда количественно сопоставляют друге другом
вещи в принципе несоизмеримые. Впрочем, не так уж труд-
но понять и то, что количественный рост не влечет за собой
с необходимостью увеличение благосостояния, если вкла-
дывать в слово “благосостояние” строго определенный
смысл, связывая его с хорошим самочувствием субъекта
(т. е. с качеством, а не с количеством). Я отвлекаюсь от
того, что избыток денег не делает человека с необходимо-
стью более счастливым, и обращаю теперь ваше внимание
на одно общеизвестное, уже ставшее банальным обстоя-
тельство, а именно: общественный брутто-продукт включа-
ет в себя, помимо прочего, и расходы, направленные на
преодоление последствий свершившегося зла. Признаюсь,
понятие защитных расходов определить трудно. Впрочем,
эта трудность не мешает нам сделать правильное и весьма
важное заключение о том, что, скажем, после случившейся
на дороге аварии общественный брутто-продукт повысится:
ведь тогда надо будет потратиться на ремонт, на врача и на
адвоката и т. д., хотя благосостояние в результате аварии,
с чем, по-видимому, согласится каждый, конечно же, не
возрастет. Сходным образом и разрушение среды обитания,
каждый год требующие миллиардных затрат на восстанов-
ление причиненного ущерба, тем самым, несомненно, вы-
зывает рост общественного брутто-продукта
литэкономическую. Столь глубоко укоренившееся заблуж-
дение, по сути дела, оказалось важнейшей причиной эко-
логического кризиса. И именно поэтому, к примеру, в ва-
шей стране сложились чрезмерно низкие цены на энергию.
Разумеется, Маркс иной раз дальновидно критиковал раз-
рушение природы, наступавшее по мере развития капи-
тализма. Напомню вам только заключение тринадцатой
главы первого тома “Капитала”, озаглавленное “Машинное
производство и крупная промышленность”. Данное место
представляет из себя одну из важнейших попыток фило-
софского осмысления сущности современной техники. Гла-
ва завершается пророческими словами, как будто Маркс
предвидел нынешние проблемы сельского хозяйства:
“А всякий прогресс капиталистического сельского хозяйст-
ва—это не только прогресс в искусстве грабить почву,
всякий прогресс в повышении ее плодородия на данный
отрезок времени есть одновременно прогресс в разрушении
долгосрочных источников этого плодородия.
питализма выяснилось, что существенное облегчение уча-
сти рабочего класса достижимо и без уничтожения частной
собственности на средства производства^Вот почему сохра-
няется надежда на то, что можно поправить дело и с эко-
логическими основаниями человеческого существования,
что возможно в том и лишь в том случае, если общие ус-
ловия-рамкидеятельности претерпят такие изменения, что
разрушение среды обитания будет неминуемо означать фи-
нансовые убытки.
Закон эгоистической хозяйственной деятельности за-
ключается в том, чтобы по возможности экстерна-
лизировать, т. е. перекладывать собственные расходы на
плечи прочих
веществ, не превышающий установленную норму? Пос-
кольку же нормы выброса сообразуются с уже разработан-
ными экологическими технологиями, то необходимость в
развитии более передовых технологий, при которых нормы
выброса будут сокращаться, ныне совершенно отпадает. Но
с помощью системы экологических налогов, вероятно, уда-
стся выработать определенный эгоистический стимул, по-
буждающий распоряжаться природными ресурсами с мак-
симальной экономией. Если, к примеру, с самого начала
облагать налогами выброс вредных веществ, покрытие поч-
вы бетоном или богатое отходами производство, то тогда
многие, действительно, не один раз и хорошо подумают,
прежде чем начнут вредить природе. Более того, спустя
некоторое время такие люди вообще перестанут разрушать
окружающую среду, ибо они попросту не смогут себе этого
позволить. Поднимись в цене вода—самый ценный из даров
природы, находящихся под угрозой,—техническую воду
тут же начнут отделять от питьевой. Разработка конкрет-
ной системы подобных отчислений, понятное дело, не вхо-
дит в задачу философии, ограничивающейся анализом ос-
новной идеи, однако же следует сказать, что детально
разработанные предложения по этому поводу делались не-
однократно
результаты, которые дала применявшаяся до последнего
времени оборонительная экологическая политика. Продол-
жая испытывать к ней величайшую благодарность, мы тем
не менее обязаны осознать и то, что без качественного скач-
ка, с помощью которого нам удастся поразить зло в самом
его корне, угроза существования человечества по-прежне-
му будет оставаться в силе. Если мы не хотим, полностью
потеряв уважение к самим себе, стать убийцами последу-
ющих поколений, то тогда нам необходимо в ближайшие
десятилетия или даже в ближайшие годы
среды—злейшим бедам всех современных государств. Вот
почему ориентированный на экологию пересмотр налого-
вой политики входит в число важнейших задач, которые мы
обязаны решить в ближайшем будущем. Разумеется, дан-
ные преобразования не должны проводиться слишком кру-
то—я перехожу теперь ко второму моменту,—иначе нам не
избежать трудностей при приспособлении к новым усло-
виям и, может быть, катастрофы. Но все-таки первые шаги
необходимо сделать немедленно.
Прежде всего, государство должно перестать помогать
нерентабельным отраслям экономики, существующим ис-
ключительно благодаря подобной поддержке. Такие отра-
сли станут еще более нерентабельными, если подсчитать
ущерб, причиняемый ими окружающей среде. Кстати гово-
ря, по меньшей мере странное впечатление производят гро-
могласные выступления ряда хозяйственных руководите-
лей, ратующих в своих воскресных речах за свободную
рыночную экономику и вместе с тем исправно получающих
по рабочим дням финансовую помощь. Между тем сумма
дотаций, вне всякого сомнения, завышена сверх меры (да-
же если и согласиться с тем, что при известных обстоятель-
ствах некоторые предприятия и следует сохранить и
субсидировать по политическим причинам). Как известно,
рыночные механизмы не всегда реагируют с достаточной
быстротой и гибкостью, особенно если общие экономиче-
ские условия оказываются неблагоприятными. И все-таки
наилучший выход из положения—создание государством
таких общих условий своей экономической политики, при
которых вмешиваться в экономику ему придется лишь в
редких случаях. Если же государство часто и лихорадочно
вмешивается в детали экономического процесса, то перед
нами верный признак неправильного выбора общих усло-
вий-рамок деятельности. Сегодня ситуация складывается
именно таким образом. Поскольку при нынешней государ-
ственной экономической политике общие условия преобра-
зованиям не подвергаются—хотя подобные преобразова-
120
ния и диктуются экологическим кризисом, то и рыночная
экономика совершенно извращается. Государство же снова
и снова вмешивается в хозяйственную деятельность, тем
самым стараясь сохранить прежнее положение вещей. В ча-
стности, людям внушаются бессмысленные потребности,
которые вряд ли бы кто-либо испытывал, если бы человеку
постоянно не вбивали в голову мысль о том, что их надо
иметь. (В качестве классического примера можно привести
снижение тарифов на электричество в ФРГ.)
Понятно, что подобная политика находит свое оправ-
дание в необходимости сохранять определенный уровень
занятости. Однако вряд ли этот аргумент можно считать
универсальным оправданием. В самом деле, хотя сегодня
существующие люди образуют более сильное лобби, чем
будущие поколения, несомненно, право грядущих поко-
лений на жизнь представляется более важным, чем право
на определенное рабочее место (для какого-либо нашего
современника)
121
достигнута (например, автомобильное движение станет бо-
лее дорогим и в силу этого уменьшится). Прогресс челове-
чества связан отнюдь не с решением вопроса о том, сумеет
ли мы обеспечить каждого жителя планеты автомашиной.
но с тем, как бы свести вызванное автомобилями загряз
122
серьезным. Говорят, будто бы подобная реформа неосу-
ществима только в одной стране. В самом деле, реформа
предполагает то, что уже при нынешней социальной систе-
ме экологически полезные предприятия, при прочих рав-
ных условиях, не потерпят убытка по вине конкурентов.
Таким образом, нравственно-экологическое поведение,
возможно, начнет приносить прибыль. Но если в одной
стране в ходе реформы предприятия и не потерпят убытка,
то при продолжении конкурентной борьбы на мировом рын-
ке они все-таки окажутся в крайне невыгодном положении,
неся еще больший экономический урон. Признаюсь, подоб-
ный аргумент кажется мне достаточно серьезно обоснован-
ным; ведь мы сталкиваемся здесь еще с одним доказатель-
ством того, что в эпоху экологического кризиса мировая
хозяйственная система остается весьма опасной, особенно
когда всемирное государство еще не создано. Нынешняя
ситуация заставляет принимать протекционистские меры.
Тем не менее нелепо думать, будто бы экологическая проб-
лема, которая является отнюдь не национальной, а гло-
бальной, может быть решена при образовании подобного
торгового государства, хотя определенные шаги в этом на-
правлении иной раз и представляются совершенно оправ-
данными. Необходимо заключить такие международные
торговые договоры, которые ставили бы основных коммер-
ческих партнеров в одинаковые экономические условия,
как то, начиная с семидесятых годов, успешно проходит в
странах ЕЭС. И все-таки сделать предстоит еще очень мно-
гое; нельзя мириться с таким положением вещей, когда
подавляющее большинство стран, на словах соглашаясь с
экологической налоговой реформой, отказывается ее про-
водить на деле. В качестве оправдания обычно ссылаются
на конкуренцию со стороны соседей, в то время как соседи
оправдывают свою бездеятельность с помощью аналоги-
чного аргумента. Первыми по пути прогресса должны идти
развитые страны, например, они вполне могли бы при-
мириться с временными невзгодами, показав тем самым
пример всем прочим. Далее, особенно важным представля-
ется мне следующее обстоятельство: страны, начинающие
сегодня применять в своей экономике рыночные механи
Люди, выступающие с критикой несомненных самораз-
рушительных тенденций нашей эпохи (а эти тенденции
нетрудно распознать под личиной не поддающейся контро-
лю, неоправданно превратившейся в самоцель технической
и экономической рациональности)
ющую среду спасти явно не удастся. Но подобные техно-
логии, по крайней мере на начальном этапе, стоят недеше-
во, так что для их разработки и внедрения требуется
значительный капитал. Как мне кажется, принципиаль-
ная примиримость экономики и экологии будет представ-
лена с еще большей наглядностью, если мы начнем осозна-
вать сущность экономической деятельности, заключающу-
юся в достижении максимального результата при
наименьших затратах. Как известно, производительность
и бережливость всегда оставались экономическими добро-
детелями. Однако они одновременно являются и эко-
логическими добродетелями—например, экономия и воз-
вращение природных ресурсов в новые циклы, теплоизо-
ляция помещений приносят выгоду как экономике, так и
окружающей среде. Вот почему крайне важно по возмож-
ности повсюду придерживаться стандартов, разработанных
при капитализме, ибо они помогают определить степень
экономической эффективности. В самом деле, даже при
огромном желании трудно понять то, каким образом халат-
ность и разбазаривание природных ресурсов, встреча-
ющиеся в большинстве стран с плановой экономикой, могут
хоть в чем-то помочь окружающей среде. Когда же эко-
логическая сознательность населения вполне укрепится,
тогда потребитель отдаст предпочтение экологически
чистым продуктам (особенно если из-за экологических на-
логов эти продукты будут продавать дешевле). В итоге,
возможно, начнут заключать крупные сделки по поставке
упомянутых продуктов. Человек с развитым экологиче-
ским сознанием не должен пугаться подобных процессов.
В самом деде, если предпринимателю-новатору удастся по-
высить свой оборот благодаря идеям, вдохновляемым борь-
бой против загрязнения окружающей среды, то по отно-
шению к этой среде он поступит вполне справедливо. Борь-
ба за благородные цели, вне всякого сомнения, выглядит
нравственней, если она не поддерживается с помощью пос-
торонних стимулирующих средств, а ведется ради дости-
жения еще более желательных в нравственном отношении
результатов. К примеру, при наличии экономических вы-
год сопротивление экологическим мероприятиям следует
расценивать как крайнюю безнравственность.
В период напряженного противоборства между защит-
никами окружающей среды и апологетами хозяйства, я
полагаю, набирает ход процесс, в результате которого мно-
гие предприниматели осознают необходимость экологиче-
ского преобразования их экономической деятельности.
Процесс этот определяется различными факторами: во-
первых, нельзя обойти молчанием экзистенциальные эти-
ческие мотивы, которые становятся еще более значи-
тельными в связи с тем, что экологический кризис привлек
к себе преимущественное внимание со стороны средств мас-
совой информации. Начиная с определенной суммы, поль-
за, которую деньги могут принести любому нормальному
человеку, неуклонно снижается, так что у него возникают
настоятельные духовные потребности (к тому же трудно в
течение долготе времени уклоняться от ответа на вопросы,
которые задают собственные дети). Во-вторых, если сот-
рудники какой-либо фирмы перестанут считать свои
Действия нравственно оправданными, то побуждать их к
ним постоянно будет уже невозможно—ведь они, приняв в
душе решение об отставке, в дальнейшем перестанут отож-
дествлять себя с фирмой. Таким образом, предприятие по-
терпит не только материальный ущерб—руководителям
фирмы, твердо верящим в свои цели, будет нанесено глубо-
чайшее оскорбление. В самом деле, психологическая и мо-
ральная привлекательность руководителя определяется его
умением вдохновить людей на достижение какой-либо
цели. “Предпринимателем” (я подразумеваю здесь и
политиков) можно назвать того человека, который сможет
побудить ту или иную группу к общей деятельности. Итак,
те интерсубьективные связующие силы, которые высво-
бождает руководитель предприятия или государства, с
одной стороны, направляются на достижение определенной
внешней цели. Но, с другой стороны, совершенно ясно и то,
127
что любая совместная деятельность так или иначе воспри-
нимается как самоцель. Кстати говоря, именно в последнем
случае внешняя цель, как это ни удивительно, достигается
с особым рвением. Вот почему рассчитывающий на успех
предприниматель не может в течение долгого или даже не
очень долгого времени не обращать внимание на распрост-
раненные в обществе колебания во мнениях относительно
тех или иных ценностей. Если предприниматель не будет
верить в ценности, разделяемые большинством его сотруд-
ников, то он неминуемо потерпит крах. В-третьих, пред
сгном смысле выступают как различные субъекты). Без
• сомнения, здесь мы сталкиваемся с важнейшим свойством
человеческой личности, так как именно этим человек, даже
духовно неразвитый, отличается от животного; именно
этим свойством определяется человеческое достоинство.
Данная способность свойственна также и любому институ-
ту, если он, конечно, не оказывается совершенно бесчело-
вечным (хотя институту гораздо важнее поступать в соот-
ветствии с предписаниями сложившейся системы). Сверх
того, даже если за существенно новой согрога1е к1епШу и
таятся порой исключительно прагматические побудитель-
ные причины, то и тогда в результате поиска возникает
своеобразная внутренняя динамика, приобретающая со
временем немаловажное значение.
Вот почему, как мне думается, необходимо поощрять
стремление предприятий к самостоятельности на соответ-
ствующем экономическом уровне, подобно тому как на го-
сударственном экономическом уровне надо обязательно
ввести экологические налоги. Таким образом, охраняя ок-
ружающую среду, нам удастся перейти от лечения к пре-
дупреждению болезни. Проблему решат радикально только
тогда, когда под влиянием новой культуры и этики деловых
отношений предприятие откажется производить экологи
5—113 '""
играл никакой роли). То обстоятельство, что я рассматри-
ваю хозяйственную деятельность как нравственную обя-
занность, кому-то может показаться довольно-таки стран-
ным. Но если самосохранение является долгом—особенно
для институтов, стремящихся к более высокой ступени
нравственности, то, само собой разумеется, предпринима-
тель не только вправе, но и даже должен получать от своей
работы экономическую выгоду—в противном случае он
долго на рынке не продержится. Впрочем, желание полу-
чать прибыль не способно служить универсальным оправ-
данием. Я настаиваю лишь на том, чтобы это стремление не
противоречило трем оставшимся требованиям. Если сот-
рудники предприятия столкнутся с невозможностью их
согласования, тогда их нравственный долг—сказать “нет” и
покинуть предприятие. Начиная с прошлого века социаль-
ная приемлемость, превратившаяся в
своеобразный моральный принцип предпринимательской
деятельности, уравновешивает хозяйственную жизнь в Ев-
ропе, заложив тем самым основы социальной рыночной
экономики. Я понимаю под социальным такое предпри-
ятие, где учитываются нетолько вполне оправданные инте-
ресы сотрудников, но и совершенно справедливо принима-
ются во внимание выгоды клиентов и всех тех, кого так или
иначе затрагивает работа данного предприятия.
Завет демократии применительно к деятельности пред-
приятия определяется тем, как принимаются решения.
Между требованием демократии и экономической эффек-
тивностью предприятий иной раз возникают противоречия,
ради разрешения которых приходится идти на необходи-
мые компромиссы. В капиталистическом хозяйстве требо-
вание демократии, понимаемой как соучастие в управле-
нии предприятием выдвигается уже давно. Сверх того, в
основных своих чертах оно там уже удовлетворено, чего
нельзя сказать о вашей планово-хозяйственной системе.
Четвертое, и последнее, требование—экологическое. Если
удастся создать экономику, которая (и с точки зрения
130
общих хозяйственно-экономических условий-рамок своего
существования, и с точки зрения культуры своего пред-
принимательства) отвечала бы экологическому критерию,
то она, став экологически-социальной рыночной экономи-
кой, означала бы такой же огромный прогресс по отно-
шению к социальной рыночной экономике, каким она сама
явилась в сравнении с либеральной экономикой XIX века.
Предприниматель, в котором так нуждается экологи-
чески-социальное рыночное хозяйство, во многом
Работая в условиях экологически-социального рыноч-
ного хозяйства, менеджер будет соприкасаться с различ-
ными общественными подсистемами, а также, вероятно,
какое-то время и трудиться в некоторых из них. С одной
стороны, он многое позаимствует у науки; с другой сторо-
ны, этот менеджер сможет задать науке такие вопросы, на
которые сегодня ей вряд ли удастся дать вполне удовлет-
ворительный ответ, если принимать во внимание, что су-
ществующие ныне самостоятельные научные дисциплины
подчас совершенно игнорируют друг друга. Новая наука,
способная разрешить настоятельные проблемы техничес-
кой цивилизации, должна возникнуть в эпоху защиты ок-
ружающей среды и экологически-социального рыночного
хозяйства, когда удастся соединить теорию с практикой и
согласовать между собой отдельные научные дисциплины,
ныне глубоко разделенные. Кстати говоря, сегодня ученое
сообщество не в состоянии компетентно ответить на вопрос
о том, какие именно меры следует принять ради спасения
лесов на Амазонке. Таковы последствия разобщения наук.
В самом деле, несмотря на то что решение вопроса о спа-
сении леса представляется несравненно более ценным, не-
жели изыскания об источниках раннего Крузия, тем не
менее на общественную денежную помощь с уверенностью
надеяться можно только в последнем случае.
Менеджер нового типа будет действовать энергично
благодаря своему моральному ригоризму. Впоследствии
руководители предприятий начнут подбирать себе сотру-
дников главным образом из числа тех людей, которые и в
своих мыслях, и в поступках сообразуются с уже упоми-
навшимися четырьмя принципами, людей, способных оце-
нить свое поведение как с общественной, так и с экологи-
ческой точки зрения. Тогда наконец экологическое ра-
вновесие станет для любого предприятия законом, так чтс
при награждении будут учитывать не только личный вкла?
каждого в полученную предприятием прибыль, но и вер
В эпоху защиты окружающей среды менеджер с подо-
зрением будет относиться к чисто квантитативному мыш
Лекция пятая
Политические последствия экологического
кризиса.
Политическая философия обязана заниматься двумя,
по своей сути, строго отличающимися друг от друга вопро-
сами. С одной стороны, она рассматривает структуры иде-
ального государства, с другой же стороны, ей предстоит
решить гораздо более трудный вопрос: каким образом дол-
жно действовать современное государство для того, чтобы
или приблизиться, или удалиться от идеального государст-
ва (причем последнее в качестве регулятивной идеи сохра-
няет свое значение даже в том случае, когда будет доказана
невозможность его полного осуществления). В условиях
экологического кризиса и тот и другой вопрос требуют но-
вых ответов. В прежней философии государства обязан-
ность сохранения нашей планеты для грядущих поколений
представлялась само собой разумеющейся и поэтому никог-
да не рефлексировалась. Однако же современная техника
поставила под сомнение саму возможность осуществления
этой обязанности. Вот почему сегодня к числу задач фи-
лософии государства относятся и институционные выводы,
следующие из упомянутой обязанности,—выводы, от кото-
рых позволительно было воздержаться только до тех пор,
пока само осуществление этой обязанности не оказалось
сомнительным. Помимо прочего, возникает следующий
вопрос: а кто именно возьмет под свою защиту права бу-
дущих поколений?
Совершенно ясно также и то, что проблема чрезвычай-
ного положения в государстве ставится по-новому и с осо-
135
бенною остротою из-за существования реальной возмож
ности уничтожения человечества или, по крайней мере.
катастроф, в сравнении с которыми все случившееся до сих
пор отступает на второй план^. Человек проницательный,
к сожалению, не будет спорить с тем, что в XXI в
кие условия наряду с внутренней структурой предприя-
тий—и так, чтобы нравственное поведение оказалось вы-
годным также со своекорыстной точки зрения, поскольку
все будут поступать в соответствии с новыми нормами. Од-
ним словом, следует позаботиться о том, чтобы доброе не
выглядело более глупым. Впрочем, с другой стороны, Ге-
гель игнорирует то обстоятельство, что государство, в кото-
ром уже существует упомянутая нами нравственность, в
переломные эпохи само обязано содействовать образова-
нию новой морали.
Прежде всего, обратимся к первой задаче политической
философии. По моему мнению, мы вправе прибавить к при-
знакам разумного государства еще один, а именно: соци-
альное и демократическое правовое государство должно
стать также и государством экологическим. Итак, я думаю
о том, что к числу важнейших государственных задач сле-
дует отнести и борьбу за сохранение природных основ жи-
зни. Государство же, не справляющееся с такой задачей,
тем самым теряет право на существование, даже если оно
по примеру западных демократий и сумеет лучшим обра-
зом сохранить своих граждан, другими словами, обес-
печить им право на защиту, право на подачу апелляций и
другие политические права. Логика правового развития
вполне совместима с тем, что права грядущих поколений и
природы начинают осознаваться лишь в конце историчес-
кого развития; ведь здесь вовсе не имеются в виду суверен-
ные субъекты, которые одни и могут сформулировать идею
права. Впрочем, в любом случае игнорирование этой сту-
пени представляет собой достойный сожаления недостаток,
лишающий правовое государство возможности сделать пос-
ледний шаг, поскольку, таким образом, правовое государ-
ство, отвергнув условия реального выживания, совершенно
уничтожится.
В чем же конкретно выражается экологический харак-
тер правового государства? Мне представляется совершен-
но очевидным, что теперь нам придется отказаться от царя-
щего в классическом праве разделения на лица и вещи,
поскольку понятия лица и собственности относятся к основ-
ным правовым понятиям. Подобное разделение слишком
явно восходит к картезианскому дуализму реального мира,
распадающегося на геа
138
и человека; причиняя насилие органическому царству, че-
ловек потенциально наносит вред самому себе—ведь и он
вышел из этого царства. Но безотносительно к сказанному
мы уже знаем, что ощущающее животное и, конечно же,
экосистемы обладают онтологическим достоинством, на
страже которого должны стоять и мораль,
139
заривания общественной собственности, если этого не за-
прещают специфические законы (а такие иногда встре-
чались и в древних культурах)
образом, через несколько дней прочитанные газеты возвра-
щались бы к издателям. Между прочим, использование
смываемой типографской краски делает возможным вто-
ричное употребление одной и той же бумаги.
Учитывая радикальное расширение сферы последствий
нашей деятельности, необходимо внести соответствующие
коррективы в гражданско- и уголовно-правовое понятие
ответственности. “Кто обладает большей властью, тот дол-
жен нести и большую ответственность”—это положение
сохраняет силу и в нашем случае.
Борьбе с опасным для окружающей среды поведением
во многом могли бы способствовать и изменения в праве
материальной ответственности, например, применительно
к бремени доказывания. Нам следует безоговорочно одоб-
рить соответствующую идею философии права, которая
определяет наше отношение к этой угрозе, а именно: кто
приобретает опасные машины, тот должен признать, что
последствия могут быть крайне нежелательными. Таким
образом, он несет гражданско-правовую ответственность за
эти машины даже в том случае, когда не удается доказать
ни преступного намерения, ни небрежности. Остается от-
крытым вопрос о том, должны ли также и институты нести
уголовную правовую ответственность, как то происходит в
США. Понятно ведь, что с помощью утилитаристских ар
человеческой жизни, тогда идее справедливости наносится
жесточайшее оскорбление. Как мне кажется, очень важно
достигнуть согласия относительно иерархии благ и ценно-
стей, так чтобы ст. 34 УК ФРГ можно было бы применять
таким образом, как того требует нынешнее положение ве-
щей. Как известно, при определении чрезвычайного поло-
жения ссылаются на то, что законным нарушение правово-
го статуса представляется тогда, когда это необходимо для
спасения высшего блага. Например, позволено вторгаться
в чужую собственность, если такие действия требуются для
спасения человеческой жизни. Но если следовать означен-
ному принципу, то дозволяются и действия, направленные
к спасению окружающей среды, хотя бы они и нарушали
второстепенные правовые блага. Короче: действия
Огеепреасе следует считать не только высоконравствен-
ными, но и правомерными.
Если обратиться к вопросам государственного права, то
философско-правовые последствия экологического кризи-
са окажутся гораздо более серьезными. Благодаря своеоб-
разному развитию современной техники, как мне думает-
ся, классический аргумент
142
венное различие между современной и античной техникой
и тем самым на большее значение последствий тех или
иных решений в настоящем и прошедшем—значит, вести
себя с неискренней наивностью. Для того, чтобы согла-
ситься с превращением в известный момент количества в
качество, вовсе не обязательно быть марксистом.
Решения наши являются неправомерными не сами по
себе, а в силу отсутствия юридических меха-
низмов, гарантирующих сохранение интересов тех лиц, ко-
торые данные решения так или иначе затрагивают. Какими
же именно могут оказаться упомянутые механизмы? Как
мне думается, применение этих механизмов, даже если оно
ограничивает свободу решений у наших современников
креплена юрисдикция конституционных судов,—учрежде-
ние которых, кстати говоря, следует поощрять повсемест-
но,—можно будет подавать иск против постановлений за-
конодательной власти. Здесь мы сталкиваемся с одной су-
щественной проблемой, а именно: конституционный суд,
по сути дела, обладает лишь негативными законодатель-
ными полномочиями. Признавая недействительными про-
тиворечащие, по его мнению, конституции законы, такой
суд сам законов издавать не вправе, что выглядит вполне
разумно, если придерживаться концепции разделения вла-
стей. Однако же при защите окружающей среды мы стал-
киваемся с особенными трудностями, так как в этом случае
мы крайне заинтересованы в принятии положительных за-
конов, а не только лишь в отмене уже имеющихся. Упомя-
нутый мной принцип ограничения негативной законода-
тельной компетенции, разумеется, применяется не без
исключений. Например, в 1975 году Федеральный кон-
ституционный суд ФРГ объявил не соответствующим
конституции измененный текст 218 параграфа, в соотве-
тствии с которым вводилось срочное решение
в случае аборта. Но если бы §218 был признан вообще
недействительным, то тогда аборт оказался дозволенным в
полной мере, что вошло бы в еще более явное противоречие
с судебным решением. Вот почему Федеральный консти-
туционный суд решил временно упорядочить вопросы, свя-
занные с абортом, до того, как будет издан соответству-
ющий закон, не противоречащий конституции. Логика пе-
рехода от чистого
Очевидно, что подобные действия можно допустить только
в самых крайних случаях, если мы, конечно же, не желаем
похоронить принцип разделения властей. Конечно, защита
окружающей среды не должна быть прерогативой только
лишь конституционного суда, ведь вопросами экологичес-
кого права углубленно займутся также суды администра-
тивные, уголовные и гражданские, между прочим, этим они
уже давно занимаются. Впрочем, вопрос о том, достаточен
ли образовательный уровень судей для того, чтобы при под-
держке экспертов компетентно разрешить насущные проб-
лемы, пока еще остается открытым. По всей вероятности,
необходимо будет воспитывать таких людей, которые наря-
ду с юридическим образованием приобретут и соответству-
ющие знания, позволяющие, по крайней мере структурно,
охватывать жизненно важные для современного индуст-
риального общества проблемы. Мне думается, что в буду-
щем судьи не смогут оставаться
145
дателем Всемирной Комиссии по экологии и развитию
ООН, конечно же, произошло не случайно. Кстати говоря,
этой комиссии мы обязаны знаменитым докладом “Наше
общее будущее
фурте. Экологическая администрация будет неизбежно
увеличиваться, несмотря на то что экологические налоги
преследуют цель снизить государственные расходы по за-
щите окружающей среды. Однако же качественное улуч-
шение упомянутой администрации является более важ-
ным, чем ее количественное увеличение. Кроме того, необ-
ходимо успешно объединить в одном центральном органе
функции по защите окружающей среды, которые сегодня
неравномерно распределяются между различными мини-
стерствами. Федеральное экологическое ведомство, нако-
нец, должно оцениваться общественным мнением так же
высоко, как, скажем, Федеральное ведомство труда, еже-
месячные сообщения которого способствовали существен-
ному росту внимания к социальным проблемам современ-
ного хозяйства. При переходе от социального государства к
экологическому подобным образом и президент федераль-
ного экологического ведомства ежемесячно выступал бы по
телевидению, сообщая об удачах и поражениях в борьбе за
сохранение среды обитания (я вспоминаю здесь о предло-
жении И. Фишера, следуя которому я делал предшеству-
ющие наблюдения
147
так и грядущих поколений
. (Это будет, как мне думается,нию, ведь, пренебрегая подобной функцией, элита попрос-
ту не выполнит своего предназначения. Особенно же остро
тогда ощущалась моральная опасность, исходящая от рос-
коши
уделено экологии. На примере США и Великобритании мы
видим, что воспитание политической и общественной эли-
ты не только не противоречит демократии, но и оказывает-
ся условием ее действенности (особенно когда принадлеж-
ность к элите не переходит по наследству). Впрочем,
решающее значение имеет приспособление тех ценностей
и знаний, которыми располагает элита, к требованиям эко-
логической ситуации; в противном случае элита превраща-
ется в реакционный фактор.
Критика необузданного количественного мышления
убеждает в том, что решающие меры должны
150
а во втором по горизонтали. В современных метрополиях—
этих обитаемых силосных сооружениях—окончательно на-
рушены скрытые пропорции, существовавшие между тре-
мя физическими домами человечества, т. е. между собст-
венно домом, городом и государством. Никто не останется
равнодушным к пленительной красоте упомянутых про-
порций, если ему удастся, например, посетить итальянский
средневековый или возрожденческий город. Разрушение
подобной гармонии приводит к тому, что душа современно-
го человека, оказавшись неспосооной принять гармонию
космоса, не считает более для себя необходимым к этой
гармонии приспосабливаться.
Экологическое преобразование города и домов означа-
ет, в частности, то, что производимый там мусор, по воз-
можности, там же будет и перерабатываться, но никоим
образом не выбрасываться за их пределы. Далее, энерго-
снабжение с необходимостью будет
Достигаемый при эксплуатации какой-нибудь одной куль-
туры количественный прирост не устраняет апасности, уг-
рожающей мировой продовольственной индустрии, по-
скольку число видов растений и животных неуклонно сок-
ращается.
Я считаю ошибочной веру в то, что решение эколо-
гических проблем, угрожающих существованию человече-
ства, связано со скромными мероприятиями по защите ок-
ружающей среды, хотя подобные шаги и являются
неизбежными. Локальные и глобальные действия должны
дополнять друг друга, причем первые—где это только ка-
жется возможно, а вторые—где это потребуется. Если же
политика сведется к одиночным национальным действиям,
то мировой климат никогда не стабилизируется, а озоновый
слой так и будет истощаться. Подобно тому как в век эко-
номики урегулирование межгосударственных экономичес-
ких отношений считалось главной внешнеполитической
задачей, точно так же в ближайшем будущем внешняя эко-
логическая политика превратится в одно из основных на-
правлений политической деятельности.
Идея Канта, разумеется, в его время оставалась только
ведь оно только расширяет кооперацию между обладате-
лями атомного оружия (поэтому многие государства, есте-
ственно, стремятся по возможности проникнуть в этот эли-
тарный клуб)
могущество, “третьего мира” таким образом уменьшились
еще значительнее. Вторая причина, по которой я отвергаю
означенную идею, при всем том совпадает с третьим, реша-
ющим мотивом в прогрессивном движении к универсально-
государственным структурам, а именно—с экологическим
кризисом. Роковым образом заблуждается тот, кто считает,
будто бы экологическую проблему можно разрешить не-
зависимо от проблемы “третьего мира”. Отделение одной
части человечества от другой ныне становится невозмож-
ным,—и здесь, думается, следует усматривать пре-
достережение высшей справедливости, даже если
это увеличит пессимизм от понимания того, что, вероятно,
сложная сама по себе проблема экологического кризиса
связана еще и с серьезнейшей проблемой “третьего мира”.
На Западе, на Востоке, на Юге и на Севере, все мы на-
ходимся в одной лодке, и если нам вздумается бесконтроль-
но ссориться друг с другом, то тогда наша лодка непременно
перевернется. “Проклятие мира” сегодня оборачивается не
только нравственной, но по преимуществу политической
проблемой. Как мне представляется, историческое значе-
ние и даже, более того, миссия вашей страны заключается
в том, что она объединяет в себе культуры, принадлежащие
как к “первому”, так и к “третьему миру”. Если вы сможете
внушить всем народностям вашей страны новый, постмар-
ксистский патриотизм, этим вы укажете путь человечест-
ву. Вот почему будущее человечества в решающей мере
связано с судьбами вашего государства.
Но почему проблема “третьего мира”—а она не от-
носится к тематике этих лекций (впрочем, означенная про-
блема вполне заслуживает того, чтобы стать предметом
философского осмысления наравне с проблемой экологиче-
ской),—занимающая меня лишь в связи с вопросами за-
щиты окружающей среды, проблема непростая, подчас да-
же представляющаяся совершенно неразрешимой, утрати-
ла теперь ту романтику, которую многие, впрочем, еще
155
продолжают с нею связывать? Как мне кажется, главная
причина заключается в том, что технические достижения
современного индустриального общества были переданы
тем культурам, которым до сих пор не удалось усвоить
основополагающие принципы современного правового го-
сударства, что, безусловно, повлечет за собой еще более
ужасные последствия, нежели при использовании этих до-
стижений современным западным человеком. Впрочем, и
для западного человека, как мы уже видели, подобная за-
дача представляется чрезмерной, поскольку и он не в сос-
тоянии согласовать мир действия с миром наблюденияТем не менее этот человек все-таки
владеет формой теоретической и практической рациональ-
ности, позволяющей ему производить артефакты, а пото-
му, возможно, позволит и господствовать над ними. Но что
же следует ожидать от человека, мышление которого ог-
раничено феодальными политическими категориями, а
эпистемологически—даже категориями магическими, если
такой человек внезапно окажется обладателем атомного
оружия? Понятно, ничего хорошего в этом случае ждать не
приходится, и потому уже теперь необходимо по возмож-
ности противодействовать странам “третьего мира”, когда
те стремятся, например, приобрести ядерное или химичес-
кое оружие.
Асинхрония нашего мира остается одной из главных
проблем управления человечеством: в мире существуют
культуры, относящиеся к самым разным ступеням разви-
тия, даже в каждой отдельной культуре находятся слои,
происхождение которых восходит к различным стадиям
развития, и, следовательно, логика этих слоев взаимоис-
ключает друг друга. Принимая во внимание столь пуга-
ющее положение вещей, прежде всего, следует достигнуть
взаимопонимания между отдельными культурами. В лю-
бой культуре необходимо искать специфические нравст-
венные ценности, которые полезно было бы учитывать
ради достижения общего консенсуса. Вместе с тем, при-
нимая любой совместный проект, необходимо сознательно
учитывать и анализировать различия в традициях и мен-
талитетах, ведь именно они порождают различия в эко-
номике и политике. Во-вторых, следует основательно разъ-
яснить политическое отношение между “первым” и
“третьим” миром.
преки желаниям ее продажных руководителей
Труднее всего этого будет
добиться в тех странах, ще упомянутые желания совпадакп
с сиюминутными интересами “первого мира”. Впрочем,
именно в последнем случае нравственность вкупе с хорошо
осознанным собственным среднесрочным интересом заста-
вляют отказать подобным странам, например, в продаже
крупномасштабных технологий, которые сами они раци-
онально использовать не смогут, но которые представляют
для них исключительно объект престижа. Помогая раз-
вивающимся странам, мы не должны предаваться иллю-
зиям, будто бы западный жизненный уровень быстро рас-
пространится на высшие слои общества, а через какое-то
время—и на прочее население. Как я уже не раз о том
говорил, этот уровень жизни никогда не будет доступным
для всех (даже если совершенно
отвлечься от того, что определенные вторичные доброде-
тели, принесшие капитализму успех, имеются вовсе не у
любого народа и не приобретаются за короткое время). Од-
нако же “первый мир” обретет моральное право развеять
такие иллюзии только тогда, когда он сам введет у себя
экологичную политику.
Во избежание ложных толкований повторяю: я считаю,
что помощь развивающимся странам решающим образом
гарантирует человечеству выживание, и я убежден в том,
что министерство помощи и развития, наряду с министер-
ством по защите окружающей среды, должно стать одним
из ключевых ведомств. По моему мнению, классическое
учение стоиков, согласно которому нравствен-
ные обязанности слабеют по мере пространственного уда-
ления, должно быть несколько дополнено, принимая во
внимание остроту нужды, которой мы обязаны прийти на
помощь. Безнравственно, разумеется, отняв хлеб у моего
голодающего брата, отдать пищу какому-нибудь чужому
лицу; но ситуация изменится при удовлетворении потреб-
158
ностей различной значимости. Если я сталкиваюсь с проб-
лемой: купить ли мне меховую шубку для моей сестры или
же передать соответствующую денежную сумму в помощь
голодающим “третьего мира”, то последнее решение ока-
жется более нравственным. Соответственно, нравственная
ограниченность современного
159
и государство, до тех пор, пока от него не будет зависеть
судьба других; тогда его безусловной свободе приходит ко-
нец, независимо от того, отвечает ли он за это положение
дел или нет. Разумеется, страны “первого мира” совершили
бы крайне постыдный поступок, если бы ради спасения
окружающей среды прибегли к военному вмешательству в
дела своих бывших колоний. Однако же право на ведение
подобных “эковойн”, как мне кажется, по крайней мере
международных институтов, является неоспоримым.
Прежде всего необходимо испробовать все средства для спа-
сения окружающей среды в “третьем мире” с помощью до-
говоров, причем богатые страны обязаны заплатить за это,
так что дело не ограничится одним лишь прощением долгов
какого априорного доказательства того, что человечество
неспособно к самоуничтожению. Меня беспокоят не только
психологические механизмы, которые были описаны в
третьей лекции, но, может быть, прежде всего фактор вре-
мени, с трудом поддающийся оценке. Неужели нам отпу-
щено только пять минут до наступления полуночи, или все
же у нас еще остаются про запас десять минут всемирно-
исторического времени? Ну а если, как утверждают неко-
торые, на часах уже две минуты первого? Но мы не знаем
этого и потому должны по возможности скорее принять
решительные меры, необходимые для спасения среды оби-
тания. Но как реализовать те решения, которые мы пос-
читали правильными? Очевидно, для этого неизбежно пот-
ребуется общественное давление. Неповоротливость поли-
тиков вызывает опасения, что сделано будет весьма
немногое, если, конечно, хорошо осведомленные и настой-
чивые граждане, число которых постоянно увеличивается,
не доведут до сведения ответственных политиков и адми-
нистраторов свои конкретные предложения и дадут им ясно
понять, что не считают более законным то правительство,
которое не спешит приступать к осуществлению требуемых
мероприятий. Вместе с тем нам очень нужны руководители,
не только абстрактно принимающие к сведению экологиче-
скую проблему, но и воодушевленные ею; политики, мыс-
лящие экологическими категориями и адекватно оценива-
ющие нынешнее состояние окружающей среды, которые,
кроме того, обязаны на собственном опыте познакомиться
с проблемами “третьего мира”, что даст им стимул к дей-
ствию, более сильный, чем при чтении любого количества
книг. В деле защиты окружающей среды влиянием будут
пользоваться политики,
Составление списка приоритетов по охране окружаю-
щей среды представляется особенно важным. Вообще гово-
ря, лучшее слишком часто оказывалось врагом хорошего,
поэтому прискорбно видеть, как благородные люди порой
растрачивают свою энергию на решение задач, достойных
сами по себе, но в нынешней ситуации малозначительных
по сравнению с другими, несравненно более важными и
неотложными. Например, парниковый эффект или же гло-
бальное сокращение площади плодородных почв, наступа-
ющее в результате эрозии, выглядят проблемами, гораздо
более серьезными, нежели, скажем, сохранение определен-
ного вида бабочек. Таким образом, чрезмерное внимание к
второстепенным проблемам отвлекает от решения первых
задач как усилия, так и финансовые средства. Опаснейшей
политической болезнью моралиста оказывается неспособ-
ность мириться с меньшим злом, причем эта болезнь ста-
новится особенно опасной в том случае, когда она с жесткой
необходимостью приводит к возникновению еще больших
зол. Поскольку до сих пор нет альтернативы уже известным
способам переработки отходов, то их противники только
обостряют наши экологические проблемы. Короче говоря,
мы нуждаемся в реальной эколошческой—единственно
перспективной—политике, так как стремление к высоким,
но недостижимым идеалам диалектически приводит лишь
к сохранению статус-кво. В эпоху смены парадигм люди,
ориентированные на новые отношения: “друзья-враги” в
новой парадигме, чтобы быть понятыми, вынуждены при-
держиваться языка старой парадигмы, т. е. при определен-
ных обстоятельствах они, строго говоря, вынуждены лгать.
Не у всех хватает нравственных сил, чтобы согласиться с
новыми ценностями, и поэтому ради оправдания разумных
требований иной раз следует прибегать к иным силам. Меж-
ду прочим, де
не будет иного выбора, как скрывать своя намерения за
декларациями совсем иного звучания. Например, гибель
тюленей не относится к самым острым экологическим проб-
лемам, и тем не менее ее эмоциональное воздействие несо-
поставимо с гораздо более серьезными экологическими ка-
тастрофами, которые представляются более абстрактно.
Таким образом,
нание опасностей, хотя и это чрезвычайно важно. Необ-
ходимо понять, что субъективность, характеризующая но-
вое время, должна ответить на некоторые “вехи” развития
человечества, которые поведут его к возможному уничто-
жению, если мы, конечно же, в ближайшее время несумеем
создать новые “вехи”. Наконец, нам нужно понять, что
современная мировая культура подвержена болезни—час-
ти перестали зависеть от целого, потому что отсутствует
духовная точка единения, к которой они могли бы примк-
нуть.
И все-таки великий политик обязан, помимо прочего,
обладать таким видением ситуации, которое позволяло бы
ему концентрировать внимание на целях, самих по себе
ценных. Что следует считать таким видением? Оно не сво-
дится к безумной идее, будто бы счастье на земле заключа-
ется в удовлетворении любых возможных потребностей и
полном порабощении человеком природы, ибо подобная
идея не только не может быть реализована, но и—как то
показал Ханс Йонас в своей полемике с Эрнстом Бло-
хом^—лишена какой бы то ни было имманентной цен-
ности. Примирение человека с природой—вот главное в
этом видении. Оно не будет отрицать новейшую субъек-
тивность с той же абстрактностью, с какой упомянутая
субъективность отрицала природу, но, “сняв” ее на более
высоком уровне, добьется возвращения к античному благо-
честию космоса. (Между прочим, Кант, автор радикаль-
нейшего в истории дуализма этики и природы, в равной
мере уважал нравственный закон и восхищался звездным
небом.) В этом видении должны также содержаться и идеи
Просвещения, так как, например, прекращение голода на
Земле является неотъемлемой частью любого нравственно-
го видения. Впрочем, искореняя голод, не следует возлагать
надежд на страну дураков, преодоление нужды не означает
количественного прогресса все новых и новых
желаний. Прогресс должен осуществляться и
в будущем, и
собственные истоки и с благодарностью отнесется к своим
духовным и природным предпосылкам. У нас есть извест-
ные шансы преодолеть наши проблемы, если мы сможем
обучить молодежь подобному ведению мира. Молодежь от
природы наделена удивительной идеалистической энерги-
ей, при недостатке которой само общество всегда предстает
в каком-то двусмысленном свете. Кстати говоря, в данном
особом случае идеализм совпадает с эгоистическим интере-
сом, поскольку прежде всего для современной молодежи
сохранение окружающей среды обладает исключительной
важностью. Соответствующая реформа государственного
образования могла бы, с одной стороны, дать существенную
информацию, а с другой—воспитать нравственное доверие
к этой задаче. Кроме того, было бы полезно, если бы на
основе международных экологических колледжей, во-пер-
вых, возродилась университетская идея, отличающаяся
живым общением профессоров и студентов и стремлением
к целостному образованию, и,
Экологический кризис и будущее цивилизации
Эта книга представляет собой публикацию второй час-
ти цикла лекций профессора В. Хёсле, прочитанных им в
Москве в лектории “Философы мира в Институте фило-
софии АН СССР”.
Она посвящена проблемам, которые сегодня затрагива-
ют всех людей безотносительно к их классовой, сословной,
национальной принадлежности. Философии экологии пос-
вящена обширная литература*.
Интересно проследить, хотя бы схематично, как рас-
ширилось проблемное поле философии экологии. Вначале
это были постановки вопросов о необходимости регуляции
преобразующей деятельности человека, о пределах роста
производства, основанного на все расширяющемся потреб-
лении природы. Уже в 70-х годах в работах Римского клуба
были довольно четко обозначены сценарии возможной эко-
логической катастрофы, к которой постепенно и неуклонно
приближается современная цивилизация. Выход виделся
иа пути ограничения вещественно-энергетического по-
требления природы и минимизации вредных выбросов,
критически нарушающих динамическое развитие биосфе-
ры.
Идеалами были провозглашены переход к экологиче-
ски чистым технологиям, отказ от технократического от-
ношения к природе и человеку.
* Среди многочисленных публикаций последних лет по философ-
ским проблемам экологического кризиса немало работ и советских ис-
следователей. См., например, работы: Гиренок Ф. И. Экология, циви-
лизация, ноосфера. М., 1987; Моисеев” Н. Н. Человек, среда, общество. М„
1982; Он же. Человек и ноосфера. М., 1990: Юдин Б. Г., Фролов И. Т.
Этика науки. М., 1987; и др.
167
В этой связи возник новый комплекс проблем, каса-
ющихся условий, путей и возможностей реализации этого
идеала.
Возможно ли ограничение потребления природных ре-
сурсов при увеличивающемся демографическом давлении?
Как соотносятся идеи свободы, демократии, принципы ры-
ночной экономики с требованиями ограничения непрерыв-
ного роста производства и потребления? Как должна изме-
ниться структура ценностей, являющаяся основой разви-
тия техногенной цивилизации
168
Читатель, вероятно, обратил внимание, что В. Хёсле
посвятил немало страниц анализу этого типа цивилиза-
ционного развития. Он подчеркивает
сы
почв в
—уничтожение лесов в Средиземноморье, засоление
почв в результате ирригации в междуречье Тигра и Евфра-
та, приведшее к упадку государств этого региона, и т. п.
Однако все эти кризисы не затрагивали биосферы в целом.
Положение начало меняться в результате развития ин-
дустриальной цивилизации XIX—XX вв. В эту эпоху уве-
личение роста населения Земли (с 500 млн. в XVIII в. до
5 млрд. к концу XX в.) сопровождалось значительным по-
вышением уровня среднего энергетического потребления
на индивида и соответственно увеличением отходов
производства, выбрасываемых в природу. Например, за по-
следнее столетие производство пшеницы увеличилось в три
раза. При этом энергетические затраты на каждую тонну
возросли почти в сто раз (за счет применения машин, ор-
ганических удобрений, ядохимикатов и т. п.)
Техногенная цивилизация является довольно поздним
продуктом человеческой истории. Ее предпосылками были
культура античного полиса и христианская культура евро-
пейского средневековья. Грандиозный синтез их достиже-
ний в эпоху Ренессанса сформировал культурные предпо-
сылки, на базе которых в XVII в. начался разбег
техногенной цивилизации. Технические, а затем научно-
технические революции делают ее чрезвычайно динамич-
ным обществом, вызывая—часто на протяжении жизни од-
ного-двух поколений—-радикальное изменение
социальных связей и форм человеческого общения. Для
этой цивилизации характерно наличие в культуре ярко
выраженного слоя инноваций, которые постоянно взламы-
вают и перестраивают культурную традицию.
Но наряду с техногенной цивилизацией существует
другой, белее древний тип цивилизованного развития—
традиционные общества. Они характеризуются медленны-
ми изменениями в сфере производства, консервацией куль-
турных традиций, воспроизведением часто на протяжении
многих столетий сложившихся социальных структур в
образа жизни. Древний Египет, Китай, Индия, государство
майя, древний славянский мир, мусульманский Восток
эпохи средневековья—образцы этих древних
цивилизаций. Традиционные общества можно обнаружить
и в XX столетии, к ним относятся некоторые страны “треть-
его мира”, только вступающие на путь индустриального
развития.
Экспансия техногенной цивилизации на остальной мир
приводит к ее постоянному столкновению с традиционны-
ми обществами. Некоторые из них были просто-напросто
поглощены техногенной цивилизацией. Другие, испытав
на себе прививки западной технологии и культуры, тем не
менее сохранили многие традиционные черты, превра-
тившись в своего рода гибридные образования. Отмечу, что
многие особенности истории России определены ее посто-
янными догоняющими модернизациями при сохранении
ряда черт традиционного общества.
171
Как традиционный, так и техногенный тип цивили-
зационного развития характеризуется соответствующей
системой фундаментальных ценностей и мировоззренчес-
ких ориентиров. Они образуют нечто вроде генома культу-
ры, обеспечивающего воспроизводство и развитие социаль-
ной жизни на определенных основаниях. Изменение этих
ценностей является обязательной предпосылкой для смены
типа цивилизационного прогресса.
Доминантой в культуре техногенной цивилизации бы-
ла идея деятельностно-активного отношения человека к
миру. Активность человека понималась прежде всего как
направленная вовне, на преобразование и переделку внеш-
него мира, в первую очередь природы, которую человек
должен подчинить своей власти. Тем самым внешний мир
рассматривается как арена деятельности человека, как ес-
ли бы мир и был предназначен для того, чтобы человек
получал необходимые для себя блага, удовлетворял свои
потребности.
В культуре же традиционных обществ деятельностное
отношение к миру, которое выступает родовым признаком
человека, понималось и оценивалось с принципиально
иных позиций.
Свойственный традиционным обществам консерва-
тизм видов деятельности, медленные темпы их эволюции,
господство регламентирующих традиций постоянно
ограничивали проявление деятельностно-преобразующей
активности человека. Поэтому сама активность
осмысливалась скорее не как направленная вовне, на изме-
нение внешних предметов, а как ориентированная вов-
нутрь человека, на самосозерцание и самоконтроль, кото-
рые обеспечивают следование традиции.
Принципу преобразующего деяния, сформулирован-
ного в европейской культуре в эпоху Ренессанса и Просве-
щения, можно противопоставить в качестве альтернатив-
ного принцип древнекитайской культуры “у-вэй”,
требующей невмешательства в протекание природного
процесса.
172
Вместе с тем принцип “у-вэй” выступал и особым спо-
собом приспособления индивида к социальным структурам,
которые традиционно воспроизводились на протяжении
жизни ряда поколений. Он исключал Стремление к целе-
направленному преобразованию среды (в отличие от идеа-
лов техногенной культуры, которая распространяет дея-
тельностно-активный подход не только на природу, но и на
сферу социальных отношений, полагая, что ее может и
должен целенаправленно преобразовывать человек).
С пониманием деятельности тесно связан второй аспект
ценностных и мировоззренческих ориентаций, который ха-
рактерен для культуры техногенного мира,—понимание
природы как упорядоченного, закономерно устроенного
поля, в котором разумное существо, познавшее законы
природы, способно осуществить свою власть над внешними
процессами и объектами, поставить их под свой контроль.
При этом неясно предполагалось, что природа—кладовая
ресурсов, из которой человек может черпать бесконечно.
В качестве третьего важнейшего компонента в системе
ценностных приоритетов техногенной цивилизации можно
выделить идеал личных свобод. Деятельность и активность
человека рассматриваются как реализация творческих воз-
можностей свободной личности. Коллективный субъект де-
ятельности с позиции этого идеала должен предстать в ка-
честве результата соглашения суверенных личностей.
В традиционных культурах ценность индивида и лич-
ных свобод либо вообще не выдвигалась, либо уходила на
второй и третий планы в иерархии ценностей. Личность в
традиционных обществах реализовывалась только через
принадлежность к некоторой корпорации и чаще всего же-
стко закреплялась в той или иной социальной общности.
Человек, не включенный в корпорацию, утрачивал качест-
ва личности. Причем ему предоставлялось совсем немного
возможностей свободно изменить свою корпоративную
связь. Подчиняясь традициям и социальным обстоятельст-
вам, он зачастую уже с рождения был закреплен за опреде-
173
ленным местом в кастово-сословной системе, ему предсто-
яло усвоить определенный тип профессиональных навы-
ков, продолжая эстафету традиций.
Что же касается техногенной цивилизации, то в ней
доминируют иные идеалы—возможность индивида вклю-
чаться в самые различные социальные общности и корпо-
рации. Человек становится суверенной личностью именно
благодаря тому, что он жестко не привязан к той или иной
конкретной социальной структуре, не сращен с ней, а мо-
жет и способен гибко строить свои отношения с другими
людьми, погружаясь в различные социальные общности, а
часто в разные культурные традиции.
В качестве четвертого важнейшего компонента куль-
турной матрицы техногенных обществ отмечу особое по-
нимание власти, силы и господства над природными и со-
циальными обстоятельствами.
Пафос преобразования мира порождал особое отноше-
ние к идеям господства силы и власти. В традиционных
культурах они понимались прежде всего как непосредст-
венная власть одного человека над другими. В патриар-
хальных обществах и азиатских деспотиях власть и господ-
ство распространялись не только на подданных государя, но
и осуществлялись мужчиной, главой семьи, над женой и
детьми, которыми он владел так же, как царь или импера-
тор—телами и душами своих подданных. Традиционные
культуры не знали автономии личности и идеи прав чело-
века. Как писал А. И. Герцен об обществах древнего Восто-
ка, человек здесь “не понимал своего достоинства; оттого он
был или в прахе валяющийся раб, или необузданный де-
спот
*
Герцен А. И. Письма об изучении природы. М., 1946. С. 84ным связям, сущность которых определена всеобщим обме-
ном результатами деятельности, приобретающими форму
товара.
Власть и господство в этой системе отношений предпо-
лагают владение и присвоение товаров (вещей, человече-
ских способностей, информации как товарных ценностей,
имеющих денежный эквивалент).
В результате в культуре техногенной цивилизации
происходит своеобразное смещение акцентов в понимании
предметов господства силы и власти—от человека к про-
изведенной им вещи. В свою очередь, эти новые смыслы
легко соединялись с идеалом деятельностно-преобразую-
щего предназначения человека.
Сама преобразующая деятельность расценивается как
процесс, обеспечивающий власть человека над предметом,
господство над внешними обстоятельствами, которые чело-
век призван подчинить себе.
Человек должен из раба природных и общественных
обстоятельств превратиться в их господина, и сам процесс
этого превращения понимался как овладение силами при-
роды и силами социального развития. Характеристика ци-
вилизованных достижений в терминах силы (“производи-
тельные силы”, “сила знания” и т. п.) выражала установку
на обретение человеком все новых возможностей, позволя-
ющих расширять горизонты его преобразующей деятель-
ности.
Изменяя путем приложения освоенных сил не только
природную, но и социальную среду, человек реализует свое
предназначение творца, преобразователя мира.
Пятой важной составляющей в интересующей нас сис-
теме ценностей техногенной цивилизации является особая
ценность научной рациональности, научно-технического
взгляда на мир, ибо научно-техническое отношение к миру
является базисом для его преобразования. Оно создает уве-
ренность в том, что человек способен, контролируя внеш-
ние обстоятельства, рационально-научно устроить приро-
175
ду, а затем и саму социальную жизнь. Наконец, понимание
сущности человека как его предназначения быть творцом
новых форм природного и социального мира коррелировало
с высоким приоритетом инноваций и прогресса.
Их можно выделить в качестве особого, шестого компо-
нента в системе главных ценностей техногенных обществ.
Для сравнения напомним, что в традиционных общест-
вах инновационная деятельность не имела престижного
статуса и всегда маскировалась под традицию, а идея прог-
ресса не входила в систему доминирующих ценностей.
Сегодня раздаются многочисленные критические голо-
са, подвергающие сомнению те или иные менталитеты но-
воевропейской культурной традиции. Но простая апелля-
ция к ценностям традиционных обществ заведомо не
приводит к решению современных проблем. Без тех-
нологического развития
бинные менталитеты культурной традиции могут сохра-
няться длительное время, программируя деятельность, по-
ведение и общение людей. Приведенный Хесле анекдот о
поведении восточных немцев в магазине хорошо иллюс-
трирует эту особенность.
Наша собственная история дает немало трагических
свидетельств сохранения далеко не лучших менталитетов
российского крепостничества и имперского сознания в со-
ветской истории. Да и в сегодняшнее переменчивое время
мы постоянно наблюдаем, что смена символов и крушение
прежних идолов не меняют установок привычной для нас
конфронтационной идеологии.
Выработка новых стратегий экологического выжива-
ния предполагает не только выдвижение идеалов нового
отношения человека к природе, но и анализ возможных
технологий их реализации, выявление тех естественных
“точек роста”, которые возникают в самом развитии техно-
генной цивилизации и связаны с трансформацией ее глу-
бинных ценностей.
Именно этот способ анализа лежит в основе размыш-
лений В. Хёсле об экологическом кризисе и будущем ци-
вилизации.
Я полагаю, что читатель оценил его тонкий анализ
правовых и нравственных оснований новой философии хо-
зяйства, в которой экономическая парадигма уступает ме-
сто экологической. Идеал социально и экологически
ориентированной экономики В. Хе(ле выводит из реальных
тенденций современного хозяйственного и политического
развития.
Я думаю, что в современной ситуации выбора, перед
которым стоит наше общество, имеют особый смысл рас-
суждения Хёае о путях становления либерально-правового
государства в развитых демократиях, о предпосылках их
перехода к социальному государству услуг как политичес-
кой структуре, способной обеспечить эффективную охрану
природы, о роли частного интереса во всех этих процессах
177
Особо важный блок размышлений В. Хёсле посвящен
идеям коренного изменения научно-технического прогрес-
са. Отдавая должное анализу социальных, политических,
экономических и нравственных предпосылок такого изме-
нения, я хотел бы обратить внимание только на одно обсто-
ятельство. Сама наука и техника сегодняшнего дня осуще-
ствляют поворот к новым стратегиям не только под вли-
янием социальных обстоятельств, но и в силу особенностей
предметной области современного исследования и проек-
тирования.
Современная наука и техника принципиально по-ино-
му фрагментируют мир, чем в предыдущие эпохи. Они
втягивают в орбиту человеческой деятельности новые тип
объектов—сложные, саморазвивающиеся системы, в кото
178
Саморазвивающиеся “синергетические” системы хара
-
экосистема (биогеоценоз), в которую данный процесс дол-
жен быть внедрен, и социокультурная среда, принимающая
новую технологию.
Весь этот комплекс в его динамике предстает как осо-
бый развивающийся объект, открытый по отношению к
внешней среде и обладающий свойствами саморегуляции.
Он внедряется в среду, которая, в свою очередь, не просто
выступает нейтральным полем для функционирования но-
вых системных технологических комплексов, а является
некоторым целостным живым организмом. Именно так
представляет современная наука глобальную экосистему—
биосферу, и тогда технологические инновации уже нельзя
представлять как переделку природного материала, кото-
рый противостоит человеку и который тот может подчинять
своей воле. Ведь если человек включен в биосферу как
целостную саморазвивающуюся систему, то его деятель-
ность может отрезонировать не только в ближайшем, но и
в отдаленных участках системы и в определенных ситу-
ациях вызвать ее катастрофическую перестройку как цело-
го. Когда он работает с развивающейся системой, в которую
он сам включен, то насильственное ее переделывание мо-
жет вызвать катастрофические последствия для него само-
го. В этом случае неизбежны определенные ограничения
деятельности, ориентированные на выбор только таких
возможных сценариев изменения мира, в которых обес-
печиваются стратегии выживания. И эти ограничения на-
кладываются не только объективными знаниями о возмож-
ных линиях развития объектов, но и ценностными
структурами, пониманием добра, красоты и самоценности
человеческой жизни.
Все эти новые тенденции и новые стратегии жизнедея-
тельности закладывают основы особого типа цивилизаци-
онного прогресса, который, по-видимому, будет отличаться
от предшествующего ему техногенного развития. Сейчас
трудно конкретизировать в деталях пути и способы бу-
дущих изменений глубинных ценностей техногенной куль
-Пр
имечанияВведение
1. Метафизические вопросы в этих лекциях я не обсуждаю; могу отослать читателя к моей книге: Die Krise der Gegenwart und die Verantwortung der Philosophie. Transzendentalpragmatik, Letztbegrьndung, Ethik. Mьnchen, 1990.
2. Die Zeit des Weltbildes (1938), in: Holzwege, Frankfurt, 1977.S.75— 113; Die Frage nach der Technik (1949), in: Die Technik und die Kehre. Pfullingen. 1988, S. 5—36.
3. Das Prinzip Verantwortung. Versuch einer Ethik fьr die technologische Zivilisation. Frankfurt, 1979; Materie, Geist und Schцpfung. Fr./M., 1988.
Лекция l Экология как новая парадигма политики
1. Основополагающий труд о смене научных парадигм: Th. S. Kьhn.
Die Struktur wissenschaftlicher Revolutionen (engt. 1962). Fr./M., 1976.2.0. Meadows u. a. D
ie Grenzen des Wachstums. Bericht des Club of Rome zur Lage der Menschheit. Stuttgart, 1972. Global 2000. Der Bericht an den Prдsidenten. Fr./V., 1980. Unsere gemeinsame Zukunft. Der Brundtland-Bericht der Weltkomission fьr Umwelt und Entwicklung Hg. v. V. Hauff. Greven, 1987. Worldwatch Institute Report: Zur Lage der Welt—89/90. Fr./M., 1989. О климатических катастрофах см.: Das Ende der blauen Planeten? Der Klimakollaps: Gefahren und Auswege Hg. v. P. J. Crutzen und M. Mьller. Mьnchen,1990.3. F. Fukuyama. The End of History?// The National Interest, Summer, 1989,p.3—18.
4. См.: все еще остающуюся классикой книгу
N. D. Pustel de Contangos. Der antike Staat (frnz. 1864). Mьnchen, 1981.5. См.:
J. Hasebroek. Griechische Wirtschafts- und Gesellschaftsgeschichte bis zur Perseraeit. Tьbingen, 1931.6. См.: важное примечание 33 в I главе “Капитала” (К. Marx/F. Engels. Werke, Bd. 23, В., 1979, S. 96).
7. Das Zeitalter der Neutralisierungen und Entpolitisirrungen (1929), in:
Der Begriff des Politischen. B., 1963, S. 79—95.
183
8. A letter concerning Toleraьon, in: The works of John Locke in 10 vol. V. 6. London, 1823, Reprint Aalen, 1963, S. 47;
G. W. F. Hegel. Grundlinien der Philosophie des Rechts, § 270.9. Об этом см.: К. -О. Apel.
Transformation der Philosophie. 2 Bd. Fr./M., 1973.10. On Revolution N. Y., 1963.
11. Principi di scienza nuova, I., degnita LXXXVII.
12. Philosophie der Gegenwart—Versuch einer Begriffsbestimmung (200 Jahre nach 1789), in: Wiener Jahbuch fьr Philosophie, 21, 1989, S. 47— 63.
13. См., например: t/.
Horstmann. Das Untier. Konturen einer Philosophie der Menschenflucht. Wien, 1983.14. Erdpolitik, kologische Realpolitik an der Schwelle zum Jahrhundert der Umwelt. Darmstadt, 1989.
15. Die Moderne—ein unvollendetes Projekt (1980), in: Kleine politische Schriften, I—IV. Fr./M., 1981, S. 444—464, 462.
16. См.,
например: К. M. Meyer-Abich. Wege zum Frieden mit der Natur. Mьnchen, Wien, 1984.Лекция II Духовно-исторические основания экологического кризиса
1. См.:
A. Gehlen. Die Seele im technischen Zeitalter. Hamburg, 1957.2. Wahrheit und Geschichte. Studien zur Struktur der Philoso-phiegeschichte unter paradigmatischer Analyse der Entwicklung von Parmenides bis Platon. Stuttgart-Bad Canstatt, 1984. Begrьndungsfragen des objektiven Idealismus, in: Philosophie und Begrьndung, hg. vom Forum fьr Philosophie, Bad Homburg. Fr./M., 1987, S. 212—267.
3. См.:
А. В. Акуотик.-Понятие природы в античности и в новое время. М., 1988.4. J.
Ortega у Gasset. Betrachtungen ьber die Technik, in: Gesammelte Werke, Bd. 4, Stuttgart, 1956, S. 32—95, 76 ff.5. См. поразительные тексты индейцев, способность которых к провидению должна служить упреком совести белой цивилизации:
H. Gruhl (Hg.) Glьcklich werden die sein... Zeugnisse цkologischer Weltsicht aus vier Jahrtausenden. Fr./M.-B., 1989, S. 85—89, 175—179. Сиэттлю, впрочем, были приписаны такие вещи, которых он никогда не говорил.
6. О китайской науке см. по.праву знаменитую книгу J.
Needham. Wissenschaftlicher Universalismus. Ьber Bedeutung und Besonderheit der chinesischen Wissenschaft. Fr./M., 1979. Что китайская культура не захотела (а не то чтобы не смогла) развивать техническую цивилизацию, подобную184
нашей,—это доказывает предпосланный этой книге как девиз замечательный текст о фонтане из “Подлинной книги о южной стране цветения” Чжуан Цзы.
7. См.: /.
Schneider. Archimedes. Ingenieur, Naturwissenschaftler und Mathematiker. Dannstadt, 1979.8. Вопреки
R. Mondolfo. L'inRnito nel pensiero degli greci. Firenze, 1939, следует настоять на том, что бесконечное было для греков всегда чем-то негативным.9. Основополагающая книга об этом—К. Gaiser.
Platons ungeschriebene Lehre. Stuttgart, 1963.10. О различиях между античной и новой науках см. впечатляющие книги Я. П. Гайденко: Эволюция понятия науки. М., 1980; Эволюция понятия науки (XVII—XVIII вв.). М., 1988, а также диссертацию Д. В. Никулина: Проблема времени и пространства в науке и метафизике XVII столетия. М., 1990.
11. См.:
A. Maier. Studien zur Naturphilosophie der Spдtscholastik. 5 Bd., Roma, 1949—1958.12.
См.: V. Hцsle. Platonism and Anti-Platonism in Nicholas of Cusa's Philosophy pf Mathematics, in: Graduate Faculty Philosophy Journal, 13.2 (1990), p. l—34. О “креационизме” в истории математики см. принципиальный труд: D. R. Lachterman. The ethics of geometry. London— N.Y.,1989.13. См.: В. Н. Катасонов. Аналитическая геометрия Декарта и проблемы философии техники//Вопросы философии, 1989, № 12, с. 27—40.
14. См.: М. Schramm. Natur ohne Sinn? Das Ende des teleologischen Weltbides. Graz—Wien—Kцln, 1985.
15.
См.: P. D. Tichenko. La sante: Rapport des approches des sciences de la nature et des sciences humaines, in: Sciences Sociales et Sante, VI 2(1988), p. 61—74.16. Поражают воображение страшные видения Леонардо да Винчи, связанные с перспективой современной техники. См.: Profezie, in: Scritti letterari, a сига diA. Marinoni. Milano, 1974, p. 115—138.
17. См.: Я.
Schmidt. Die Entwicklung der Technik als Phase der Wandlung des Menschen, in: VDI—Zeitschrift, 96,1954, S. 119.18. См.:
A. Gehlen. Moral und Hypermoral. Fr./M., Bonn, 1963.19. См.: J.
E. Lovelock. Gaia: A new look at life on earth. Oxford, 1979. TheagesofGaia: abiographyofourlivingearth. Oxford, 1988. Сходные идеи встречаются уже у русских космистов; о них см.: Ф. К. Гиренок. Русские космисты. М., 1990.20. См.: О.
Anders. Die Antiquiertheit des Menschen. Ьber die Seele im Zeitalter der Zweiten industriellen Revolution. Mьnchen, 1956, Bd. H: Ьber die Zerstцrung des Lebens im Zeitalter der dritten industriellen Revolution. Mьnchen,1980.21.
См.: Политика, 1256b27 и ел., 1257b41 и ел.185
22. Это следует подчеркнуть вопреки всем желающим “сойти с поезда”. Я имею в виду, скажем, С.
Amery. Natur als Politik. Die цkologische Chance des Menschen. Reinbek, 1976.23. Das Prinzip Verantwotrtung, op. cit., S. 225 ff.
24. Das Zeitalter etc., op. cit., S. 80 ff.
25. См.:
A. Smith. Theorie der ethischen Gefьhle, hg. v. W. Eckstein. Hamburg, 1985.26. См.: Я.
G. Cadamer. Wahrheit und Methode. Tьbingen, 1960.Лекция III Этические последствия экологического кризиса
1. См.:
V. Hцsle. The greatness and limits of Kant's practical philosophy, in: Graduate Faculty Philosolphy Jomal, 13/2 (1990).2. Das Prinzip Verantwortung, op. cit., S. 96 ff.
3. Основополагающая работа об этом—
M. Scheler. Der Formalismus in der Ethik und die materiale Wertethik. 6. Aufl. Bern—Mьnchen, 1980.4. См. об этом, например: U. Steger(Hg.), Die Herstellung der Natur. Chancen und Risiken der Gentechnologie. Bonn, 1985.
5. Grundlage des Naturrechts, in: Fichtes Werke, II Bd.
, hg. v. I. H. Fichte. B. 1834—1846. Nachdruck B., 1971, Bd. Ш, S. 361 ff.6. Работа Ницше “Об истине и лжи во внеморальном смысле” в плане теоретико-обосновательном, есть один из самых непоследовательных текстов во всей истории философии; и тезис его о кратком сроке жизни, данном человеку в космосе,—не более чем заверение. Верно, впрочем, что разумные существа, ложно понимающие самих себя как суверенные субъективности, необходимо должны разрушить самих себя.
7. См.:
Th. Veblen. Theorie derfeinen Leute (engl. 1899). Mьnchen, 1981.8. Об отношениях капитализма и протестантизма см. классическое исследование
M. Weber. Die protestantische Ethik. Mьnchen—Hamburg, 1965.9. /. V. Uexkull l
G. Kriszat. Streifzьge durch die Umwelten von Tieren und Menschen / Bedeutungslehre. Fr./M., 1970.10. Основополагающая работа об этом
D. Wandschneider. Das Gutachtendilemma—Ьber das Unethische partikularer Wahrheit, in: Verantwortung in Wissenschaft und Technik, hg. v. M. Gatzemeier. Mannheim—Wien-Zьrich, 1989, A. 114—129.11. См
.: К. М. Meyer-Abich. Wissenschaft fьr die Zukunft. Holistisches Denken in цkologischer und gesellschaftlicher Verantwortung. Mьnchen, 1988.12. Die Antiquiertheit des Menschen, op. cit.
13. Hamburg—Zьrich, 1985.
186
14. ...adverlereproximi, deinde plures: hinc per omnem aciem miraculum et questus et saevissimi belli execratio. nee eo segnius propinquos adfinis fratres trucidant spoliant: factum esse scelus loquuntur faciuntque.
15. /. M. Exas de Quieiroz. Obras. V. 3. Porto,1946, p. 285—384.
16. См.:
St. Milgram. Das Milgram-Experimenl. Reinbek, 1982.Лекция IV Экономика и экология
1. Основополагающая работа об этом
M. Weber. Wirtschaft und Gesellschaft. Grundriss der verstehenden Soziologie. 5. Aufl. Tьbingen, 1980.2. См.:
В. И. Ленин. Империализм, как высшая стадия капитализма. М„ 1917.3. См.: А. О. Hirschman. The passions and the interests. Political arguments for capilalism before its triumph. Prinseton, 1977.
4. См.:
темпераментную книгу Я. Laistner. Die Geduld der Erde geht zu Ende. Fr./M., 1989.5. Wege ins Paradies. B., 1985.
6. См.:
CA. Leiperf. Die heimlichen Kosten des Fortschritts. Wie Umweltzerstцrung das Wirtschaftswachstum fцrdert. Fr./M., 1989.7. См. уже:
A. Marshall. Principles ofeconomics. London, 1891. A. Pigou. The economics of weifare. London, 1920.8. См.:
Я. Bonus. Marktwirtschaftliche Konzepte im Umweltschutz. Stuttgart, 1984; K. W. Kapp. Fьr eine цkosoziale konomie. Fr./M., 1987;Я. С.
Binswanger u. a. Arbeit ohne Weltzerstцrung. Fr./M., 1988; E.-U. von Weizsacker. Erdpolitik, op. cit. Все же представления о некоем третьем пути между капитализмом и социализмом остаются, напротив, неясными (например, у О. К. Flechtheim. Ist die Zukunft noch zu retten? Hamburg, 1987).9. J. Ellington, T. Burke. The green capilalists. How to make'money—and protect the environment. London, 1989.
10. См.:
G. Winter. Das umweltbewusste Unternehmen. Mьnchen, 1989.Лекция V Политические последствия экологического кризиса
1. См.:
W. Harich. Kommunismus ohne Wachstum? Babeuf und der “Club of Rome”. Reinbek, 1975.187
2. Grundlage des Naturrechts, op. dt., Bd. 3, S. 217 (Bd. 10, S. 546 ff.).
3. Я имею в виду удивительные по конкретности предложения в книге Der Umbau der Industriegesellschaft. F./M., 1989.
4. ZEIT, 29.12.1989, Sonderbeilage zum Symposim “Enge des Kommunismus—was nun?”.
5. О роскоши как принципе современного общества см.:
J.
К. Galbraith. The affinem society. Hannondsworth, 1987.6. Zum ewigen Frieden. Kцnigsberg, 1795.
7. См.:
F. FrSbel,J. Heinrichs, 0. Kreye. Die neue internationale Arbeitsteilung. Reinbek, 1977.8. См.:
L. Wicke. J. Hucke. Der цkologische Marshallplan. B.. 1989.9. Именно “общество риска”,—а не обязательно алая воля индивидов,—могло бы породить диктатуру. О понятии “общества риска” см. книгу
U. Beck. Risikogesellschaft. Fr./M., 1986.10 Das Prinzip Verantwortung, op. cit., S. 316 ff.