ГЛАВА
III
ЗАКОНЫ
И ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПРИРОДЫ
§
15. Понятие закона. Общие представления
о детерминизме
Для
правильного познания мира и
успешного практического его
преобразования важно
принципиальное решение вопроса о
характере мира — каков он, подчинен
ли объективной закономерности или
представляет собой некий хаос,
нагромождение одних только
случайностей? Возникновение
нового было бы невозможно, если бы
не было связи явлений, взаимной
обусловленности. В природе,
обществе, мышлении можно найти
много примеров циклических связей:
зерно — мыши — кошки; климат —
темперамент людей — формы
психической активности;
экономические отношения —
политика; политика — наука —
искусство. Связи неравнозначны.
Есть прямые связи и косвенные,
внешние
103
и
внутренние, связи генетические,
смены состояний предмета. Науку
интересуют существенные и
внутренние связи. От рыжего цвета
волос Наполеона не зависела судьба
кампании 1812 года.
Идея
закономерного характера мира была
высказана еще в древнегреческой
философии как результат простого
наблюдения реальных процессов без
соответствующего научного
обоснования. Так, у Гераклита
встречаем высказывание: «Этот
космос, один и тот же для всего
существующего, не создал никакой
бог и никакой человек, но всегда он
был, есть и будет вечно живым огнем,
мерами загорающимся и мерами
потухающим».1 Здесь
присутствуют идеи порядка,
повторяемости, устойчивости,
мерности — черты, посредством
которых и описывают явление закона.
Современное
научное знание дает достаточно
оснований для вывода, что изменения
в материальном мире осуществляются
по определенным законам. Под
законом в философии понимается
повторяющаяся, устойчивая,
внутренняя, общая, существенная,
необходимая связь между предметами
и процессами. Закон — это граница,
обусловливающая характер связей и
пределы их действия. Повторяемость,
т.е. неоднократное возобновление
той или иной связи, выступает
первым признаком
взаимозависимости тех или иных
предметов или процессов. Устойчивость
свидетельствует о способности
связи выдерживать колебательные
процессы, противостоять разрушению
своей структуры. Внутренний
характер выступает показателем
системности связи, противостояния
ее внешним воздействиям. Указание
на то, что закон выражает общую
взаимосвязь, означает, что он действует
в определенном классе явлений,
а не характеризует единичное.
Существенная связь — то есть
важная для существования. Необходимая
— стало быть, обязательно когда-нибудь
проявится, пробьется среди
случайностей.
Законы
классифицируются по разным
основаниям. Одно из важнейших —
формы движения материи. В зависимости
от сферы действия различают
универсальные, общие и
специфические законы. Часто
выделяют основные и неосновные,
фундаментальные и производные.
Универсальные законы действуют
везде, во всех сферах: природе,
обществе,
104
мышлении;
они имеют наибольший объем и
всеобъемлющее содержание. К
наиболее общим часто относят
фундаментальные законы природы:
законы сохранения, законы симметрии,
законы четырех типов
взаимодействия, например закон
всемирного тяготения.
Специфические законы характерны
для какой-либо формы движения
материи или каких-либо особых
систем: закон естественного отбора
в биологии, законы популяции,
организменной сферы, генетики и пр.
Благодаря
знанию законов человек способен
использовать объективные
процессы в своих интересах. Здесь
обнаруживается исключительно
высокая мощь человеческого
сознания, способного отражать не
только непосредственно данное, но и
скрытое, внутреннее, существенное.
Философы
не всех направлений и школ признают
объективность законов. В
материализме этот вопрос решается
исходя из общего
материалистического принципа.
Согласно ему люди не могут ни
уничтожить, ни изменить закон,
действующий помимо их воли и
сознания. Они могут изменить
только форму его проявления,
используя зависимость этой формы
от конкретных условий.
В
процессе исторического развития
философия выработала
принципиальные положения об
объективной закономерной
взаимосвязи и
взаимообусловленности предметов и
процессов реального мира. На основе
оценки этих положений
сформировались две
противоположные позиции — детерминизм
и индетерминизм (лат. determine —
определяю). «Детерминизм
утверждает определяемость одних событий
или состояний другими.
Индетерминизм является отрицанием
детерминизма. Каузальная
детерминация рассматривается
обычно как частный случай детерминированности,
а именно как определяемость
событий их причинами или
следствиями».2 В свернутом
виде в данном определении
присутствует эволюция
представлений о детерминизме,
сложившаяся в истории философии.
Каузальная
детерминация, то есть причинная
обусловленность всех явлений и
процессов действительности, понятая
как однозначное определение одного
явления другим, была характерна для
многих философов начиная с античности
— Левкиппа, Демокрита, Лукреция.
Последний пря-
105
мо
называл подобную
предопределенность роком. То,
что авторы, изучающие причинность,
апеллируют к античности как к
началу решения проблемы причинения,
не означает, что именно это и есть
начало. На самом деле начало осмысления
причинно-следственной связи
восходит к эпохе становления
человеческой деятельности, где
человек выступал как сила,
производящая изменения в предметах.
Очевидным стало соответствие способа
действий и их результата. И
только впоследствии человек «расширил»
представление о связи начала и
конца своей деятельной активности,
перенес ее на природу как таковую.
Миллиарды раз повторяясь,
активность природы, воздействующая
на предметы, демонстрировала соответствие
результата самому процессу.
Миллиарды раз человек наблюдал это
явление, что и вызвало в конце
концов представление о судьбе,
роке и, наконец, причинно-следственной
связи.
В
античном мире идею о полном
соответствии следствия причине
поддерживали самые мудрые и
наблюдательные мыслители.
Исключение, пожалуй, составлял
философ эпохи эллинизма,
последователь Демокрита — Эпикур,
который допускал некоторую
самопроизвольность в движении, что
позволяло трактовать причинность с
определенной долей вероятности. Но
современники не поддержали такой
трактовки, ибо наука того времени
не давала такого основания.
Другое
представление о закономерной связи
и взаимозависимости явлений
характерно для телеологии, то
есть попытки объяснить развитие
природы благодаря потенциально
присущей ей цели, целевой причине.
Такую точку зрения развивал
Аристотель. Согласно телеологии
все предметы и явления действуют в
мире на основе целеполагающего
свойства природы, определяющего
основную направленность движения.
Сторонники данной теории опираются
на явление целесообразности,
свойственное живой природе. Данная
экстраполяция на самом деле не
оправдана. Целесообразность
свойственна только живым
организмам, которые в течение
миллионов лет приспособления
выработали формы поведения,
направленного на выживание. Целесообразность
живой природы выражается в
опережающем отражении,
информативное содержание которого закодиро-
106
вано
в самом организме и определяет
действия, соответствующие
ситуации и необходимому результату.
У
человека целесообразность
получила форму сознательной
постановки цели. В течение
длительного исторического
времени его взаимодействия со
средой цель содержит не только желаемый
результат, но и способ его
получения, выступает как
действующая причина, определяющая
следствие на основе необходимости,
т.е. закономерно. Таким образом,
можно сказать, что целевую причину
применительно к человеческой
деятельности можно рассматривать
как одну из форм причинно-следственной
связи природных явлений, но
рассматривать ее в качестве
всеобщей закономерности нет
оснований.
Основная
традиция понимания детерминизма
сложилась все-таки на основе
признания жесткой причинной связи
и обусловленности явлений. Эта
традиция продержалась и укрепилась
в системе механических законов, в
картине мира И. Ньютона.
Классическое представление
детерминизма было свойственно
французскому астроному, математику
и физику П. Лапласу (оно до сих пор
носит его имя). Лаплас считал, что
если бы было возможно просчитать
все силы, действующие в данный
момент на все тела Вселенной и выразить
в единой формуле закона, то во
Вселенной не осталось бы ничего
неясного, включая ее прошлое и
будущее.
Ф.
Энгельс подверг лапласовский
детерминизм серьезной критике,
считая его упрощенным пониманием
сложного явления. «Согласно этому
воззрению, — писал он, — в природе
господствует лишь простая,
непосредственная необходимость.
Что в этом стручке пять горошин, а
не четыре или шесть... что в прошлую
ночь меня укусила блоха в 4 часа
утра, а не в 3 или в 5, и притом в
правое плечо, а не в левую икру, —
все это факты, вызванные не
подлежащим изменению сцеплению
причин и следствий, незыблемой
необходимостью, и притом так, что
уже газовый шар, из которого
произошла Солнечная система, был
устроен таким образом, что эти
события должны были случиться
именно так, а не иначе. С
необходимостью этого рода мы... еще
не выходим за пределы
теологического взгляда на природу.
Для науки почти безразлично,
назовем ли мы это, вместе с
Августином
107
и
Кальвином, извечным решением
божьим, или, вместе с турками, кисметом,
или же необходимостью. Ни в одном из
этих случаев нет и речи о
прослеживании причинной цепи... Так
называемая необходимость остается
пустой фразой, а вместе с этим и
случай остается тем, чем он был».3
Основным
недостатком концепции Лапласа была
абсолютизация формы в
механических явлениях, попытка распространить
эту форму на всю природу. Однако это
представление не выдержало
дальнейшего развития науки,
которая преодолела жесткий,
однозначный, линейный детерминизм.
В настоящее время детерминизм
понимается более широко — как
учение о всеобщей
обусловленности объективных
явлений, о законосообразности
природы. А выражается он целой
совокупностью категорий,
включающей, кроме причинно-следственной
связи, необходимость и случайность,
необходимость и свободу, внешнее и
внутреннее и т.д.
Понятия
«детерминизм» или «индетерминизм»
опираются прежде всего на понятие
«закон». Закон — это категория,
отображающая существенные,
необходимые и повторяющиеся связи
между явлениями действительности,
это «...внутренняя и необходимая
связь между явлениями».4
Закон
понимается как объективная связь
между явлениями и процессами
реального мира, существующими независимо
от человеческого сознания. Закон
изменить нельзя, можно только
изменить условия его протекания,
изменить его форму, поэтому люди,
познавая законы, могут
использовать это знание в своих
интересах.
В
истории философии встречаются
точки зрения, которые отрицают
причинность на уровне существенных
процессов. Причинность понималась
как связь (определенная последовательность)
ощущений, а не как явление, имеющее производящий
характер. Такую концепцию
причинности, исключающую
материальное воздействие одного
материального объекта на другой,
развивал английский философ XVII в. Д.
Юм. Он отстаивал единственную форму
причинности — наглядную.
Наглядная причинность существует
как простейший тип причинно-следственной
зависимости и чаще всего
встречается в обыденной жизни в
условиях
108
манипуляции
отдельными предметами. Она не
исчезает полностью в
теоретических формах знания и так
или иначе выражает определенную
степень приближения к реальности.
Вместе с тем теоретическая форма
причинности более сложна,
опосредствована, представляет
собой закономерную связь
явлений, на основе которой делаются
прогнозы, необходимые в
деятельности человека.
Современная
физика оперирует двумя типами законов
— динамическими и статистическими.
Динамические законы соответствуют
жесткому принципу детерминизма,
пониманию природы, полностью
подчиняющейся однозначной
причинно-следственной связи
явлений мира. Динамический закон
— это объективный физический закон,
где однозначная связь физических
величин выражена количественно.
Под классической механикой,
которая описывается при помощи
динамических законов, поскольку
размерами взаимодействующих тел
здесь можно пренебречь, понимают
механику системы материальных
точек. В этой механике координаты
и импульсы частей системы
полностью определяют ее состояние.
К фундаментальным теориям динамического
типа относятся кроме механики
Ньютона электродинамика
Максвелла, механика сплошных сред,
термодинамика и теория гравитации.
С
развитием науки, а именно во второй
половине XIX в., динамические законы
перестали интерпретироваться как
универсальные. Причиной этого
явилось открытие мира элементарных
частиц, субатомного мира со своими
специфическими законами. На
основе этих законов невозможно
было однозначно предсказывать
будущие события и факты. Такие
законы стали называться вероятностными,
статистическими. Это связано с
тем, что результат действия природных
сил не вытекал однозначно из какой-то
одной причины или информации,
полученной на основании какой-то
одной логической цепочки.
Многочисленные опыты показали,
что многие тела, состоящие из
миллиардов молекул, не дают и не
могут дать возможности проследить
для каждой из них изменение
импульса или координаты в достаточно
длительное время. Их следует
рассматривать как случайные
величины, которые в совместном
движении дают неко-
109
торую
вероятность предвидения события.
Особенно это характерно для
молекулярной физики.
Открытие
закона сохранения энергии
способствовало развитию двух
качественно различных, но взаимно
дополняющих методов исследования
тепловых явлений и свойств
макросистем: термодинамического и
статистического (молекулярно-кинетического).
Первый из них лежит в основе
термодинамики, второй —
молекулярной физики. Термодинамика
— это наука о тепловых явлениях, в
которых не учитывается
молекулярное строение тел. К
концу XIX столетия была создана
теория поведения больших общностей
атомов и молекул — молекулярно-кинетическая
теория, или статистическая
механика. Молекулярная физика изучает
процессы, представляющие собой совокупное
действие громадного числа молекул,
и использует так называемый
статистический метод. В основе
молекулярно-кинетических
представлений о строении и
свойствах макросистем лежат
следующие положения:
—
любое тело состоит из большого
числа мельчайших частиц — молекул;
—
молекулы всякого вещества
находятся в беспорядочном
движении;
—
интенсивность движения молекул
зависит от температуры вещества;
—
собственный объем молекул газа
пренебрежительно мал по сравнению
с объемом сосуда;
—
между молекулами газа отсутствуют
силы взаимодействия;
—
столкновения молекул газа между
собой и со стенками сосуда —
абсолютно упругие.
Из
основного уравнения молекулярно-кинетической
теории вытекает вывод: средняя
кинетическая энергия поступательного
движения одной молекулы идеального
газа прямо пропорциональна его
термодинамической температуре и
зависит только от нее.
Как
видим, поведение газовых молекул
дает основание обнаружить
определенные количественные
закономерности, которые позволяют
вычислить средние статистические
значения. Детерминизм в
статистических закономерно-
110
стях
представляет собой более глубокое
и точное описание объективных
закономерностей в природе, ибо
динамические законы характерны
только для закрытых систем, которые
являются в своем роде идеализацией,
так как в чистом виде они не
существуют. Статистические законы
не отрицают закономерных связей в
природе, они просто обладают иными
способами описания свойственных
природе законов.
Вероятностный
детерминизм стал особо присущ
квантовым процессам, то есть
движению элементарных частиц и
состоящих из них систем. К
статистическим теориям современной
науки относятся статистическая
теория неравновесных процессов,
электронная теория, квантовая
динамика.
Как
только возникло понятие
статистического закона, встал
вопрос о соотношении его с
динамическими законами.
Первоначально стал
переосмысливаться принцип детерминизма.
Некоторые крупные ученые
интерпретировали статистические
законы индетерминистически. Другая
часть ученых продолжала поиск
возможностей детерминистической
интерпретации, рассматривая
статистические законы как
промежуточные, поверхностные. И
только впоследствии ученые стали
толковать статистические законы
как общую форму описания всех
физических законов. Статистические
законы являются описанием более
глубоких, существенных связей и
движений, они охватывают более широкий
круг явлений и находятся в большем
соответствии с экспериментом.
§
16. Причинность и закон
Сущностью
причинности выступает производство
причиной следствия. В процессе
этого производства происходит
перенос материи и движения
с явления-причины на явление-следствие,
перенос структуры движущейся
материи. То есть в «следствии»
воспроизводится, отображается
некая устойчивая часть явления-причины,
обеспечивающая сохранение и
передачу информации по
цепочкам причинно-следственных
связей. Встает вопрос, что
выступает признаком закона
данной связи, — ведь
взаимодействия и связи между
явлениями совершенно не
обязательно представляют собой
форму закона?
111
Следствие
всегда идет за причиной. Иногда
такую последовательность
рассматривают как косвенное
доказательство однонаправленности
времени. И действительно,«вслед за»
всегда означает «после», то есть
время течет только в одну сторону.
Если следствие начинает
действовать как причина, то «вслед
за» остается и при обратной связи,
новое следствие будет возникать
опять после причины. Такое рассуждение
можно рассматривать как одно из
косвенных доказательств закономерности
«стрелы времени», но оно не имеет
силы относительно причинно-следственной
связи, ибо направленность
событий и последовательность
их во времени не
свидетельствуют еще о том, что
состоялось причинение,
производство следствия.
Причинно-следственная
связь — это соотношение между
предметами или событиями,
опосредствованное условиями.
Когда говорят об обусловленности
событий, то подразумевают как раз
явление детерминизма, но это
еще не причинно-следственная
связь, ибо детерминизм — понятие более
широкое, включающее в себя и другие
стороны взаимодействия. Но если
одни и те же условия порождают одни
и те же следствия, если существует повторяемость
связи причинно обусловленных
событий, то она свидетельствует о
некоей устойчивости данной
связи, ее внутреннем характере.
А это уже признаки наличия закона,
т.е объективной, существенной связи
явлений действительности.
Важнейшим
признаком причинно-следственной
связи выступает факт необходимости
появления при данной причине
именно данного следствия. Наличие
этого признака неопровержимо
свидетельствует о доказанности
того, что отношение причины и
следствия имеет статус фундаментального
закона природы.
Однако
действие причинности в микромире
вызывает своеобразную форму
выражения необходимости, обусловленную
статистическим характером законов,
свойственных этому уровню
организации материи, что, в свою
очередь, затрудняет либо делает
невозможным прогнозирование событий.
И вновь ставится вопрос о
законосообразности причинения.
В
качестве аргумента в пользу
трактовки причинно-следственной
связи как закона можно привести тот
факт, что
112
данный
закон не ограничивается функцией предсказания
поведения системы в будущем.
Далее. В науке так сложилось, что
соотношение причины и следствия
само давно выступает как форма
обоснования целого ряда
положений и законов естествознания.
Таковы, например, законы симметрии,
сформулированные в 1890 г. Пьером
Кюри. Все три закона (о симметрии и
асимметрии) выражены через соотношение
причин и следствий; в них
утверждается, что симметрия
причин предполагает неизбежное
возникновение симметрии следствий;
асимметрия следствий имеет в своей
основе асимметрию причин; а
положения, обратные этим двум, как
правило, несправедливы. Следует
добавить, что законы Кюри были
неоднократно подтверждены в теории
и практике кристаллографии, в
частности при получении поликристаллов
и монокристаллов, в искусственном
выращивании ювелирных
драгоценных камней. Здесь процесс
симметрии осуществляется начиная
с состояния системы с низким
уровнем энтропии, когда между
соседними элементами
устанавливаются хаотические,
случайные связи, — до образования
твердой фазы вещества, обладающей
прочностью и твердостью. При
получении монокристаллов этот процесс
охватывает и микро-, и макроуровни
организации материи. При
медленном охлаждении расплава
кристаллизация вещества дает
прекрасный макроэффект в виде
драгоценного камня. В микромире
закон причинно-следственной связи
означает, что любое состояние
физической системы обусловлено
некоторым предыдущим ее состоянием
вкупе со всеми взаимодействиями, в
которые включена система в период
перехода.
Развитие
науки, влекущее за собой
необходимость пересмотра ряда
своих методологических положений,
постоянно сопровождается
возникновением альтернативных точек
зрения на детерминизм и
индетерминизм. Тот факт, что
статистические законы никак не
уничтожают такого их свойства, как
объективность, а стало быть, и
способности детерминировать
движение явлений и систем
материального мира, подтверждается
и современными представлениями о
причинно-следственной связи как о
связи закономерной.
113
§17.
Необходимость и случайность
Необходимость
и случайность — «соотносительные
философские категории, отражающие
различные типы связей в
объективном мире и его познании.
Необходимость — отражение
преимущественно внутренних,
устойчивых, повторяющихся,
всеобщих отношений
действительности...
Случайность
— отражение внешних,
несущественных, неустойчивых,
единичных связей действительности...».6
Необходимость
и случайность суть
противоположности, отрицающие и
одновременно предполагающие друг
друга. Они связаны по определению,
ибо случайность является
результатом перекрещивания
независимых причинно обусловленных
событий, специфической формой
проявления необходимости.
Противоположность
необходимости и случайности вызывается
разными основаниями. Эти основания
связаны прежде всего с тем, что
данные категории представляют лишь
различные аспекты, характеризующие
всеобщую связь и развитие
предметов и явлений мира. Одно из
оснований кроется в разном
характере причинности, вызывающей
данные процессы и результаты.
Необходимость вызывается
регулярными и постоянными
причинами процесса. Случайность
появляется в результате действия
отдаленных нерегулярных форм
причинения.
Другим
основанием сравнимости
необходимости и случайности
выступает способ превращения
возможности в действительность.
В условиях действия необходимости
в объекте существует только одна
возможность превращения в
действительность. Эта возможность
в конце концов и реализуется. В
условиях действия случайности в
объекте существует несколько
потенциальных возможностей и спосо-
'| бов их реализации, которые могут
превратить одну из них в
действительность. И именно данная
возможность выступит как форма
проявления необходимости. В первом
случае можно с достаточной
точностью прогнозировать будущее
поведение системы. Во втором — либо
невозможны никакие предсказания,
либо возможны с определенной долей
вероятности.
114
События
и процессы, выражаемые категориями
необходимости и случайности,
отличаются противоположным характером
— однозначностью и
определенностью, с одной стороны, и
неоднозначностью и
неопределенностью их протекания
— с другой.
В
силу разнообразия и разноуровневости
материального мира необходимость и
случайность могут проявиться одновременно,
но в разных отношениях. Они также
могут в процессе развития
системы переходить друг в друга.
Так, необходимость принимает форму
случайности в точке выбора
неравновесной, сложной системы
направления дальнейшего движения
в условиях скачка.
В
истории философии толкование
категорий необходимости и
случайности было различным, хотя
великие ученые уже в античности
определяли их достаточно близко к
современности. Так, Аристотель
признавал важность данных понятий
и посвятил им достаточно места и
внимания в своей «Метафизике». Он
дает сравнительные определения и
той, и другой категории, связывает
их с понятиями причинности,
внутреннего и внешнего, объясняет,
почему наука о необходимости есть,
а науки о случайности нет. Так, «с одним
из существующего, — пишет
Аристотель, — дело обстоит всегда
и по необходимости (это
необходимость не в смысле насилия,
а в смысле того, что иначе быть не
может), с другим же не по
необходимости и не всегда, а
большей частью, — то это начало и
это причина того, что существует
привходящее, ибо то, что существует
не всегда и не большей частью, мы
называем случайным, или
привходящим» .6 И далее: «Так
вот, случайное, или привходящее, —
это то, что, правда, бывает, но не
всегда и не по необходимости и не большей
частью. Таким образом, что такое
привходящее, или случайное, об этом
сказано, а почему нет науки о нем,
это ясно: ведь всякая наука
исследует то, что существует всегда
или большей частью, между тем
случайное не принадлежит ни к тому,
ни к другому».7
Необходимость
и случайность Аристотель
рассматривает как процессы,
объективно существующие и
отличающиеся всеобщим характером.
Необходимость свидетельствует не
только о том, что вещь существует,
но и о том, что по-
115
иному
она существовать не может. Связывая
необходимость с причинением,
Аристотель указывает, что
необходимая причина может быть
только сущностью вещи, то есть
составлять закон ее бытия. Важно
подчеркнуть, что, толкуя случайное
как привходящее, Аристотель не
только не отказывает ему в
объективности, но считает, что
случайное также является существенным
свойством, только не данной конкретной
формы бытия, а вытекающей из нее. А
поскольку оно есть существенное
свойство, оно также достойно научного
изучения. Таким образом, античный
философ в данном вопросе оказался
значительно прозорливей метафизического
толкования данных категорий.
Материалисты
Нового времени (Б. Спиноза, П.
Гольбах), так же как и некоторые
ученые (Ж. Б. Ламарк, Э. Геккель), не
видели связи между необходимостью
и случайность, считали, что
случайность не является
объективным свойством природы,
характеризует только ложное знание
или незнание чего-либо. «Случай —
вот лишенное смысла слово», —
восклицал Гольбах. Он был убежден,
что «мы пользуемся словом случай,
чтобы прикрыть незнание
естественных причин...». Между тем,
согласно Гольбаху, ни в нас, ни в природе
«ничто не происходит случайно...
Все, что происходит в нас или
осуществляется нами, равно как и
все, что происходит в природе или
что мы ей приписываем, зависит от
необходимых причин, которые
действуют по необходимым законам и
производят необходимые следствия,
порождающие другие следствия.
Фатальность
— это вечный, незыблемый,
необходимый, установленный в
природе порядок, или необходимая
связь действующих причин с
производимыми ими действиями».8
Как
мы знаем, фатализм означает
веру в неотвратимость судьбы, в то,
что в мире все заранее
предопределено. И назови это богом,
таинственной силой или необходимостью,
с точки зрения философии разницы
здесь никакой нет. Полностью
отрицая объективность
случайности, знаменитый философ
подвергает отрицанию и внутреннюю
необходимость, т.е. то, что
касается сущности предметов и
процессов. Она становится абсолютной
по определению и превра-
116
щается
тем самым в абстракцию, так же как и
случайность, не имеющую никакого
отношения к действительности.
Другим
важным моментом метафизического
подхода к определению соотношения
необходимости и случайности
является то, что последней
отказывается в научном исследовании.
Она перестает быть объектом науки,
что влечет за собой, во-первых,
дискредитацию философии как общей
теории и метода естествознания (она
становится бесплодной), а во-вторых,
ограничение поисковых устремлений
самой науки, одной из задач
которой является исследование
причин возникновения необходимых
следствий.
С
критикой метафизического
понимания категорий необходимости
и случайности выступил Г. Гегель.
Прежде всего он отвергает идею о
том, что случайное принадлежит
только субъективному
представлению. Науки, идущие по
этому пути, с необходимостью
окажутся в тупике бесплодной игры
ума. То есть Гегель отстаивает объективность
случайности и ее связи с
необходимостью. Причем не
кантовскую объективность, данную
разуму априорно (т.е. как
определения мышления и, значит, все-таки
субъективно), а объективность
реальной действительности.
Случайности, по Гегелю, надо отдать
должное в предметном мире. «Это
верно прежде всего по отношению к
природе, на поверхности которой,
так сказать, случайность находит
себе свободное поприще... Но
случайное точно так же проявляется
и в духовном мире...».9 То есть
случайное рассматривается как объективное
и всеобщее свойство природы, но
заметим, что философ говорит, что
оно проявляется на поверхности
природы, что выступает как непосредственная
действительность. Однако следует
заметить, что случайное, по Гегелю,
не сводится к простому
многообразию природных образований,
которое представляет собой
удивительное зрелище случайности,
«теряющейся в тумане
неопределенности». Случайное имеет
«основание своего бытия», но только
не в самом себе, а в другом.10
Будучи обоснованным, оно является
лишь односторонним определением
действительности. Другое дело необходимость!
Гегель ее определяет следующим
образом: «Развитая
действительность как совпадающая
в едином смена внутреннего и
внешнего, смена их
117
противоположных
движений, объединенных в одно
уважение, есть необходимость»
11
Необходимость
здесь выступает как закон, который
отличается универсальностью,
объединяет многие движения, в т.ч.
противоположные, а стало быть,
содержит в себе источник, силу и
направленность развивающейся
действительности. Случайность как
одностороннее определение действительности,
как ее возможность, которая может
быть, а может и не быть, является тем
самым формой проявления
необходимости.
Материалистическая
диалектика восприняла многие идеи
Гегеля, высказанные по поводу
необходимости и случайности, и
прежде всего признание их
объективного характера, взаимной
связи и развития. Правда,
материализм понимает
объективность как объективность
материального мира, т.е.
существование его вне и независимо
от человеческого сознания. А
объективность категорий — как
содержание истинного познания.
Вместе с тем многие положения,
сформулированные Гегелем,
пластично вошли своей содержательной
стороной в содержание
диалектических понятий,
свойственных материализму. Так, Ф.
Энгельс подчеркивает важность
диалектической связи
необходимости и случайности. В
объективной действительности они
не существуют в чистом виде: «...
случайность — это только один
полюс взаимозависимости, другой
полюс которой называется
необходимостью».12
Данное
утверждение проявило свою
чрезвычайную актуальность в
настоящее время в философии науки.
Уже Ч. Дарвин в XIX в. раскрыл
диалектическую сущность взаимосвязи
данных категорий. Как пишет Энгельс,
«Дарвин в своем составившем эпоху
произведении («О происхождении
видов путем естественного отбора»
— авт.) исходит из самой широкой,
покоящейся на случайности,
фактической основы. Именно
бесконечные случайные различия
индивидов внутри отдельных видов,
различия, которые могут усиливаться
до выхода за пределы видового
признака и у которых даже
ближайшие их причины могут быть
установлены лишь в самых редких
случаях, именно они заставляют его
подвергнуть сомнению прежнюю
основу всякой закономер-
118
ности
в биологии — понятие вида в его
прежней метафизической
окостенелости и неизменности. Но
без понятия вида вся наука
превращалась в ничто. Все ее
отрасли нуждались в понятии вида в
качестве основы: чем были бы без
понятия вида анатомия человека и
сравнительная анатомия, эмбриология,
зоология, палеонтология и т.д.? Все
результаты этих наук были не только
поставлены под сомнение, но и прямо-таки
упразднены. Случайность
опрокидывает существовавшее до
сих пор понимание необходимости.
Сохранять его — значит навязывать
природе в качестве закона
противоречащее самому себе и
действительности произвольное
человеческое определение, значит
тем самым отрицать всякую
внутреннюю необходимость в живой
природе, значит вообще объявить
хаотическое царство случая
единственным законом живой
природы».13
Еще
более актуальной представляется
данная проблематика в философии
науки XX в. Во второй половине столетия
возникла теория самоорганизации
открытых систем (физических,
химических, биологических,
экологических и любой другой
природы), которая получила название
«синергетика». Ее объект и способы
описания уже рассматривались выше.
Но применительно к актуализации
вопроса о диалектике необходимости
и случайности отметим, что значение
этой теории не исчерпывается
уточнением принципа самодвижения и
развития материи. Дело в том, что
процесс самоорганизации материи,
исследуемый в синергетике, акцентирует
внимание на случайностном
моменте развития, в котором «система
выбирает» направление дальнейшего
движения к возникновению
качественно новой системной
структуры. Раскрывается
удивительная картина расшатывания
старого на элементы, которые в
хаотическом движении «трясутся во
все стороны» (образ Демокрита,
примененный к атомам), и
образуется либо множество
возможностей дальнейшего движения,
либо невозможность направленного
движения вообще. Затем «вдруг» один
из элементов, находящийся где-то
на самом краю поля системы,
проявляет «инициативу» и быстро
разворачивает направления
миллиардов других элементов в
свою сторону. И система, будучи
только что в состоянии
совокупности множества не связан-
119
ных
движений, самособралась в единое и
сделала скачок. Отсюда и значение
слова «синергетика» (от греч.) — «совместный,
согласованно действующий». Система
сделала скачок, но не по необходимости,
свойственной старому качеству, а
на основе случайности,
возникнув из какого-то бокового,
неожиданного источника, благодаря
слабым флуктуациям, силе и быстроте
изменений.
Естественно
возник соблазн интерпретации таких
процессов в духе индетерминизма.
Здесь и отрицание необходимости. И
«свобода воли» электрона. Здесь и
метафизическое отождествление
причинности и необходимости. И
невозможность предсказания
будущего поведения системы. Однако
системы и процессы, исследуемые
синергетикой, не нарушают ни закона
диалектической связи
необходимости И случайности, ни
закона причинения. Диалектика
всегда утверждала, что случайность
есть форма проявления необходимости,
но это — форма, содержание которой
определяется чем-то привходящим
(Аристотель) и основание бытия
которой находится в другом (Гегель).
Диалектика рассматривает системы
как открытые, сложные,
неравновесные, нелинейные, многокачественные,
в которых элементы обладают
относительной самостоятельностью
к целому и составляют свои
подсистемы. С данной точки зрения
синергетика только подтверждает
диалектику, раскрывает ее внутренние
механизмы, позволяет «стереоскопически»
заглянуть внутрь процессов
развития, требует их рассмотрения
действительно как универсальных.
§
18. Свобода и необходимость
Понятие
«свобода», взятое само по себе,
представляет собой весьма размытую
и многозначную абстракцию. Содержание
ее, так же как и других философских
категорий, раскрывается прежде
всего в анализе взаимосвязи с противоположным
понятием. Однако у свободы как
одного из универсальных свойств
человека таких противоположностей
может быть несколько, в зависимости
от аспекта рассмотрения
самого человека, как и в каких
отношениях он берется.
Рассматривается ли он как
целостное существо или в одной из
его сущностных сил (разум, воля,
чувства)? Исследуется ли он в
отношении к миру, природе, обществу,
120
культуре,
другому человеку и т.д.? Какая
сторона его взаимодействия с
миром выступает объектом анализа —
гносеологическая, ценностная,
практическая или онтологическая?
Следует отметить, правда, что со
всех сторон определение свободы
человека является мировоззренческим.
Поскольку здесь идет речь об общей
философской теории свободы —
мировоззрение мыслится философское.
То есть решение задачи о
философской дефиниции свободы во
многом зависит от
мировоззренческой позиции
философа. А основным
противоположным понятием
выступает необходимость.
Одними
из первых выступили с обоснованием
свободы софисты. Известна крылатая
фраза Протагора: «Человек — мера
всех вещей». По сути, это выражение
есть установление полной свободы
человека. Обоснованием свободы
здесь выступает признание
противоречивости материального
мира и отсутствия объективных
ценностей. Продолжение традиции
софистов находим в античном
скептицизме, сторонники которого
так же, как и Протагор,
отталкивались от противоречивости
явлений окружающего мира и невозможности
по какому-либо вопросу иметь единую
точку зрения. В результате человек
получал обоснование думать и вести
себя так, как считал нужным.
Так
называемая критическая философия,
таким образом, рассматривала
свободу человека за счет
абсолютизации противоречий и
отсутствия их единства в
действительности и мышлении.
Следует
отметить, что проблематика свободы
всегда актуализировалась, когда
общество создавало условия либо
невыносимого экономического и
политического принуждения, либо
анархии. Так, сильный всплеск
теоретизирования отмечен в
эллинистический период греко-римской
истории. Философия старогреческих
школ самосознания по сути вся была
направлена на обоснование свободы
человеческого сознания и действия.
За исключением скептиков, необходимость
в большинстве случаев не только
признавалась, но отождествлялась
с причинностью, исключающей какую-либо
случайность.
Следствием
этого явилась трактовка стоиками
свободы, в которой зияло
противоречие между духовной
свободой и
121
судьбой
материального, телесного страдания
от жесткого и жестокого причинения.
Свободы стоик достигает через единение
с космическим целым. Стоики
фаталистически понимают
причинность. «Общий закон» по
отношению к человеку трактуется
как судьба. Целое — это настоящая
диктатура по отношению к части, «часть
не должна быть недовольна тем, что
происходит ради целого» (свидетельство
Плутарха). Обоснованием этого
служит представление о мировом
процессе как едином. Все в мире,
излагает стоиков В. Ф. Асмус,
происходит из единого
источника сил. «Носителем единой
причинной связи всех процессов,
происходящих в мире, является
единая «пневма», или рок (фатум)».14
Исходный
пункт подхода к изучению человека
— учение о главных импульсах
жизни. «Первым побуждением живого
существа, — говорят стоики, —
является самосохранение, ибо
природа изначально дорога сама по
себе».15 В связи с этим в
основе его бытия лежат действия,
направленные на самосохранение.
Животным дано такое побуждение,
они и живут сообразно ему. «А
разумным существам в качестве
совершенного вождя дан разум, и
для них жить по природе — значит
жить по разуму, потому что разум —
это наладчик (technites) побуждения».16
«Налаживание» происходит в
направлении «общего закона», «вечного
логоса», «всепроникающего разума».
Подлинная свобода, согласно
стоикам, выражается в познании
сущности природы, ее всеобщего
закона.
Стоицизм
в течение длительного
исторического развития
эволюционировал от стихийного
материализма к идеализму
платоновского типа, от старого
фатализма к различным вариантам
эклектики и допущениям
релятивистских суждений. Философия
стоицизма разрабатывала только
мыслимые основания свободы
человека, чем обрекала его на
примирение с действительным
рабством. С одной стороны,
законным представляется произвол
эмпирического бытия, с другой —
произвол действующего человека.
Эти основания Гегель называл
произвольными, поскольку они
зависят от целевой установки
человека, его интереса. Социальные
нормы, как и вся эмпирическая
действительность, преодолевались
стоиками мысленно (иллюзорно).
Философ-
122
стоик,
как идеал человеческой мудрости,
может быть добродетелен и
счастлив в любом мире: все зависит
от него, от его точки зрения на мир.
Его мысль и воля поднимаются выше
наличного бытия, социальной
действительности и тем самым
отрицают ее, приобретая лишь «общие
фразы об истинном и добром, о
мудрости и добродетели».17
Представитель
другой школы эллинизма, Эпикур, разработал
иную концепцию свободы и ее
обоснования. Будучи
последователем Демокрита, который
отстаивал жесткий детерминизм, не
оставляя места случайности, Эпикур
предположил, что природе
свойственны не только необходимость,
но и свобода, которая
выражается в самопроизвольном
отклонении атомов при падении.
Свобода здесь рассматривается как
объективное явление. Вводя
онтологическое представление о
свободе падающих атомов, Эпикур
преследовал цель доказать законность
свободы человека, являющегося
частью единой Вселенной. Как выше
говорилось, эпикуровская картина
мира не была принята современниками,
но ее вполне оценили ученые XX
столетия, увидевшие в ней черты
современной теории и методологии
познания.
Новое
время изобилует концепциями
свободы человека. Однако многие из
них, уже в соответствии с наукой
своего времени, противопоставляли
свободу необходимости и, толкуя
последнюю в духе жесткого
детерминизма, отрицали наличие
свободы. Такие философы, как Т.
Гоббс, Ж. Ламетри, П. Гольбах, по сути
продолжали линию Демокрита и
стоиков. «Мы считаем себя
свободными, — пишет Гольбах, — на
том основании, что то соглашаемся,
то не соглашаемся следовать
увлекающему нас потоку; мы считаем
себя господами своей судьбы потому
лишь, что вынуждены шевелить руками
из страха утонуть. «Volentem ducunt fata, nolentem
trahunt». Seneca. [«Рок ведет за собой
добровольно подчиняющегося и
влечет сопротивляющегося». Сенека.]18
И далее: «Но в природе, где все
связано, не существует действия
без причины, и в физическом мире,
равно как и в духовном, все
происходящее является необходимым
следствием видимых или скрытых
причин, которые должны Действовать
согласно своей сущности. Для
человека свобода есть не что иное,
как заключенная в нем самом
необходимость».19
123
Таким
образом, материалистическая линия
философии до возникновения ее
диалектической формы не дала полного
понятия соотношения свободы и
необходимости. Отстаивая
детерминизм, философы считали все
представления о свободе как
таковой ложными. С одной стороны,
они противопоставляли
необходимость и свободу, а с другой,
в случае действия человека
согласно необходимости, отождествляли
их.
Противоположную
концепцию соотношения свободы и
необходимости разработали
представители атеистического
экзистенциализма. Ж. П. Сартр,
например, отрицает детерминизм,
называя его принципом судьбы,
который отнимает у человека его
собственную жизнь и его будущее. По
Сартру, существуют только четыре
необходимости: необходимость быть,
необходимость работы,
необходимость быть с другими и смертность.
Человек — это будущее человека,
которое полностью принадлежит ему.
Учения, признающие принцип судьбы,
не воспроизводят особенностей человеческого.
существования. Из принципа судьбы
вытекает лишь следующее: «против
силы не пойдешь; выше головы не
прыгнешь; любое не подкрепленное
традицией действие — романтика;
всякая попытка, не опирающаяся на
опыт, обречена на неудачу, а опыт
всегда показывает, что люди всегда
скатываются вниз, что для того,
чтобы их удержать, нужно нечто
твердое, иначе воцарится анархия».20
В отличие от того содержания,
которое раскрывают данные поговорки,
указывающие на забитость,
конформизм, примитивный
прагматизм человеческого существа,
живущего по принципу судьбы, Сартр
утверждает абсолютную свободу человека.
Человек «есть лишь то, что сам из
себя делает» — таков первый
принцип экзистенциализма.21 «Человек
— это прежде всего проект, который
переживается субъективно, а не мох,
не плесень и не цветная капуста.
Ничто не существует до этого
проекта, нет ничего на
умопостигаемом небе, и человек
станет таким, каков его проект
бытия».22
Наделяя
человека абсолютной свободой,
Сартр не рассматривает ее как
великую положительную ценность, которая
с необходимостью принесет человеку
материальное и душевное
благополучие. Шаг за шагом философ раскрыва-
124
ет
содержание этой свободы,
порождающее великое одиночество
бытия человека в мире, в котором не
существует никакого твердого
основания, никакой твердой опоры
для решения человеческих проблем.
Ключевыми словами, выражающими
человеческие измерения свободы,
являются тревога, заброшенность,
одиночество.
Тревога
возникает в связи с тем, что,
принимая решение по какому-либо
вопросу и выбирая свое бытие,
человек одновременно выступает как
законодатель, выбирающий
вместе с собой все человечество.
Поэтому невозможно избежать
ответственности, которая намного
серьезней и глубже, чем можно
предположить.
Заброшенность
имеет своим источником неопределенность
и неприменимость в реальной жизни
высоких ценностей, ибо они слишком
широки для конкретного случая (например,
нормы христианской морали). Даже
одна из высоких максим И. Канта «человек
человеку — цель», запрещающая
рассматривать других людей как средство,
не является реалистичной, ибо кто-нибудь
при выборе всегда остается
средством.
Одиночество
проявляется в том, что человек не
может рассчитывать на поддержку
других людей, принимая решения в
критических ситуациях. Выбирая
советчиков, мы все равно решаем
сами, кого выбрать. Более того,
мы, как правило, знаем, что он
посоветует. Мы можем выбрать себе
товарищей и объединиться с ними для
достижения тех или иных целей. Но
это, во-первых, наш выбор, чем мы
только усиливаем ответственность,
и тем большую, чем более высока цель
и более широкий круг людей мы
увлекли в ее реализацию. Во-вторых,
эта цель исторична, и мы не можем
видеть следствия, не можем контролировать
движение к этим следствиям, что
также увеличивает ответственность
за наши действия. Я должен
осознавать все это и рассчитывать
только на себя. Когда Декарт
говорил: «Побеждать скорее самого
себя, чем мир», то этим он хотел
сказать то же самое: действовать
без надежды».23
«...
Я всегда буду рассчитывать на
товарищей по борьбе в той мере, —
пишет Сартр, — в какой они
участвуют вместе со мной в общей
конкретной борьбе, связаны
единством
125
партии
или группировки, действие которой я
более или менее могу
контролировать — я состою в ней, и
мне известно все, что в ней делается...
Но я не могу рассчитывать на людей,
которых не знаю, основываясь на
вере в человеческую доброту или
заинтересованность человека в
общественном благе. Ведь человек
свободен, и нет никакой
человеческой природы, на которой я
мог бы основывать свои расчеты. Я не
знаю, какая судьба ожидает русскую
революцию. Я могу только
восхищаться ею и взять ее за
образец в той мере, в какой я
сегодня вижу, что пролетариат
играет в России роль, какой он не
играет ни в какой другой стране. Но
я не могу утверждать, что революция
обязательно приведет к победе
пролетариата. Я должен
ограничиваться тем, что вижу».24
Теоретическим
источником экзистенциализма, в
частности его представления о
свободе и необходимости, является
неклассическая философия конца XIX
— начала XX вв. Возникшие учения
отличались резкой критикой рационализма
немецкой философии (в особенности Г.
Гегеля) и мировоззренческой
культуры, рождающейся на ее почве. В
их основу было положено не
рациональное начало, а иррациональное
(неразумное, бессознательное).
Иррационализм предлагает нам
совершенно иной вариант понимания
свободы и необходимости.
Рассмотрим
кратко учение А. Шопенгауэра (1788-1860).
Сущность его такова.
Окружающий
мир есть мир представлений.
Сущность
мира — это воля. Воля, взятая
сама по себе, «совершенно отлична
от каждого своего явления и вполне
свободна от всех его форм. Она лежит
вне сферы закона основания, ничем
не обусловлена и не ограничена, безоснованна
и беспричинна. Материя же — это
всецело причинность».25
Воля
присуща не только живой природе, но
и неживой, в которой она существует
в виде «бессознательной», «дремлющей»
воли.
Мир
по своей сущности есть реализация
воли.
Всеобщая
воля вызывает события в мире,
возникновение предметов и их
движение. Она едина и проявляет
себя через множество отдельных
воль, борющихся друг с другом.
126
Одно
из проявлений всеобщей воли — свобода
воли человека. Форма этого
проявления — мотивация
действий.
Как
видим, универсальным принципом шопенгауэровского
иррационализма является волюнтаризм.
Воля в виде мотива выступает
абсолютным началом, основанием и силой,
обусловливающей деятельность
человека. Но поскольку человек
действует прежде всего в
материальном мире, стало быть, в
мире причинности, Шопенгауэр
полагает вечную борьбу свободы
воли и необходимости.
Изложенные
концепции не являются
диалектическими. «Гегель первый
правильно представил соотношение
свободы и необходимости, —
свидетельствует Энгельс. — Для
него свобода есть познание
необходимости» .2в Гегель
всесторонне подошел к определению
свободы. Он рассматривает данный
феномен и как свободу выбора, и произвол
свободы воли, и как отношение
свободы и необходимости. Причем
необходимость, по Гегелю, вместе со
случайностью характеризует
сложнейшую структуру
действительности. Другими словами,
действительность, реальность
выступает здесь как важнейший
посредник в реализации свободы.
Философ-диалектик критикует
одностороннее понимание свободы
как произвольного выбора решения,
квалифицируя ее как формальную,
мнимую свободу. Выбор может
случайно оказаться и правильным,
вызвать ожидаемые и объективные
последствия. Но может оказаться и
иным, поскольку человек убежден,
что он мог бы поступить иначе и
следствия также были бы
ожидаемыми.
По
вопросу соотношения свободы и
необходимости Гегель критикует
также тех философов, которые
преувеличивают различие данных
категорий. Так, они считали природу
подчиненной необходимости, а дух
свободным. «Это различие, — пишет
он, — несомненно, существенно и
имеет свое основание в глубинах
самого духа; однако свобода и
необходимость как абстрактно
противостоящие друг другу
принадлежат лишь к области
конечного и имеют значимость лишь
на его почве. Свобода, не имеющая в
себе никакой необходимости, и одна
лишь голая необходимость без свободы
суть абстрактные и, следовательно,
неистинные определения».27
Данные понятия Гегель относит к «конечному»,
127
а
конкретно — свободу порождают
размышление и деятельность. Это
замечание существенно в том смысле,
что свобода и необходимость
являются существенными характеристиками
мыслящей, целеполагающей
деятельности человека, выступают
свойством его субъектности.
Критикуя всяческие
односторонности определений,
философ подчеркивает
невозможность рассмотрения
понятий свободы и необходимости отдельно
одно от другого. Только в единстве
свобода приобретает свое
подлинное значение.
Гегелевское
обоснование соотношения свободы и
необходимости напрямую подводит к
трактовке данных категорий в
русле идей материалистической
диалектики. Материалистическая
диалектика рассматривает
проблематику свободы
применительно к деятельности людей,
действующих в истории, способных
принимать решения на основе знания
объективно действующей
необходимости. Используя законы,
создавая условия, они используют
законы для преобразования природы
и общества, созидания культуры и
развития своей собственной
сущности.
§
19. Развитие как всеобщая
закономерность
Развитие
— одна из фундаментальных
категорий философии, выражающая
предметы, явления и процессы с определенной
стороны. В силу объективности и
всеобщности ее объектов
конкретизация формы и содержания
данной категории предполагает
сравнение с другими категориями
такого же масштаба. Основанием
подобного сравнения с
необходимостью должны выступать
субстанциальные начала и свойства
материального мира и отражение их в
близких развитию понятиях.
Один
из последних по времени издания
философских словарей определяет
развитие как «существенное, необходимое
движение, изменение чего-либо во
времени ».28 В данном
высказывании мы имеем краткую
дефиницию, которая пластично
развертывается в емкое содержание.
Развитие здесь рассматривается как
движение, принимает на себя все его
(движения) всеобщие и существенные
характеристики
128
как
способа существования материи.
Вместе с тем акцентируется важное
свойство движущейся материи —
существовать в конкретных формах.
Движение конкретных форм, как
правило, имеет вектор,
осуществляется от чего-то к чему-то,
что дает основание рассматривать
его как изменение, обладающее направленностью.
Направленность и выступает одной
из важнейших черт развития. «Направленность
движения не может быть
характеристикой движения как
способа существования материи, как
бесконечного, — пишет автор статьи.
— Развитие бывает восходящим и нисходящим,
от внешнего к внутреннему и от
внутреннего к внешнему, от старого
к новому и от нового к старому, от
простого к сложному и от сложного к
простому, от низшего к высшему и от
высшего к низшему, от случайного к
необходимому и от необходимого к
случайному и т.д.».29 Сказанное
показывает, что направленность
является необходимым признаком,
специфицирующим развитие.
Направленность
сама по себе есть категория сложная
и обозначает тенденцию. Что же
такое тенденция? Какое отношение
она имеет к развитию, с какой
стороны его характеризует? Маркс и
Энгельс определяют ее как форму
проявления законов, которые
вообще «... не имеют иной реальности,
кроме как в приближении, в
тенденции...».30
Термин
«тенденция» часто употребляют в
значении закономерности. В этом
смысле сложность данной категории
выражается в том, что она «обнимает»
целую совокупность законов, их
специфическое единство, выражает
развитие многогранной
многоуровневой системы.
Направленность
выражает определенную закономерность
развития, которая имеет еще такую
уникальную черту, как необратимость.
Она указывает на то, что процессы,
свойственные любому конечному
предмету, системе, с необходимостью
приведут к снятию их границы, к
переходу в другое состояние или
качество. Необратимость процессов
не только связана с концом той
или иной предметности, но и создает
условия возникновения новых начал.
Таким образом, развитие имеет дело
с взаимодействием конечных систем,
с их происхождением,
существованием и снятием их внешних
и внутренних границ. Развитие
характеризует та-
129
кого
рода процессы, которые не
охватываются понятием движения как
атрибута материи. Оно обладает
специфическими свойствами —
раздваиваться на противоположные
стороны, соотношение которых
обусловливается конкретной
ситуацией; выражать генезисные
связи и раскрывать источник;
изменять темпы движения и его
уровни.
Идея
развития мира имеет давнюю историю.
Эта идея крепкими узами связана с
констатацией противоречий, борьбы
противоположностей, взаимными
превращениями различных состояний
материи. Ее истоки восходят к
древнейшим текстам китайской,
индийской, греческой философии.
Первоначально она была ярко и
цельно выражена в философии
Гераклита. До нас дошли фрагменты
его сочинения «О природе», где он
говорил, что все существует и в то
же время не существует, все течет,
находится в постоянном процессе
возникновения и исчезновения. Все
переходит в свою
противоположность. Все происходит
через борьбу и по необходимости.
Качественно
новые идеи развивал Зенон из Элеи. В
отличие от Гераклита,
рассматривавшего с позиции
развития мир в целом, он остро
поставил вопрос о противоречии чувственного
мира и мира понятий, который
отождествлял с миром истины.
На
основе философии Гераклита и элейской
школы возникли учения софистов,
которые идею противоречий полностью
отнесли к области мышления, по сути
оторвав ее от объективной
действительности. И если
первоначально b формах
столкновения противоположных
мнений софистика осуществляла
поиск истины, то впоследствии она
приобрела нарицательный смысл как
способность выдавать ложное за
действительное благодаря
выработанной в спорах гибкости
понятий.
Положительные
тенденции софистов воспринял и развил
Сократ. Именно он впервые употребил
слово «диалектика», обозначающее
искусство вести беседу, диалог с целью
осмысления противоречий
действительности. Но вопросно-ответная
разговорная теория Сократа не
исчерпывает значения учения этого
мыслителя и его влияния на всю
последующую философию. Так,
известный исследователь
130
античной
философии А. Ф. Лосев отмечает, что «именно
Сократ, который, исходя из
относительности и условности, даже
случайности наших бытовых
представлений, требовал признания
также и таких общих понятий, без
которых не могли бы возникать и
частичные, условные и случайные
понятия. И поскольку сократовская
философия была началом перехода
от материи просто и от идеи просто к
их диалектике, то обычно всю
философию до Сократа, и прежде
всего натурфилософов-интуитивистов,
так и называют «досократиками» или досократовскими.
Эти названия весьма существенны и
совершенно необходимы, поскольку
именно с Сократа начинается то
положительное построение диалектики
идеи и материи, которую выше мы
установили как существеннейшую и
центральнейшую для всей античной
философии».31
Диалектический
взгляд присутствует в философии
представителей Афинской школы —
Платона и Аристотеля. В частности,
Платон развивал идею тождества
понятий бытия и небытия, движения и
покоя, возникновения и исчезновения.
В онтологии Аристотеля диалектически
представлено соотношение материи и
формы как возможности и действительности
в их взаимопереходах. В
неоплатонизме (Плотин, Прокл)
получили диалектическое
толкование понятия, выражающие
основу иерархии бытия, развиты
концепции раздвоения единого, взаимоотражения
субъекта и объекта в познании,
создано учение о вечной
подвижности космоса.
Новый
этап развития диалектики связан с
немецкой классической философией
конца XVIII — первой половины XIX вв. У
И. Канта диалектические идеи
получили выражение прежде всего в
его гипотезе происхождения Вселенной.
Идея происхождения сама по себе
является диалектической. Кроме
того, с позиции развития был
впервые освещен и обоснован
процесс становления неживой
материи. В гносеологии к
диалектическим следует отнести
идею разнокачественности уровней
познания, активности субъекта,
наконец, кантовские антиномии.
Создание
целостного диалектического учения
принадлежит Георгу Фридриху
Гегелю. На идеалистической основе
он о... впервые представил весь
природный и духовный мир
131
в
виде процесса, т.е. в беспрерывном
движении, изменении,
преобразовании и развитии, и сделал
попытку раскрыть внутреннюю связь
этого движения и развития».32
В
разработке диалектических идей
участвовали русские философы-материалисты
(А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский). В
частности, Герцен в своих «Письмах
об изучении природы» критиковал
идеализм Гегеля, отстаивая диалектические
принципы его учения, и пытаясь
применить их к анализу природы и
общества. Диалектическая традиция
получила свое выражение и в
идеалистической русской философии,
например в концепции «всеединства»
В. С. Соловьева.
Наиболее
последовательной является
материалистическая диалектика,
разработанная К. Марксом и Ф.
Энгельсом. Маркс в «Капитале»
подчеркивает полную противоположность
материалистической диалектики
гегелевской: «Для Гегеля процесс
мышления, который он превращает
даже под именем идеи в
самостоятельный субъект, есть
демиург действительного, которое
составляет лишь его внешнее проявление.
У меня же, наоборот, идеальное есть
не что иное, как материальное,
пересаженное в человеческую голову
и преобразованное в ней».33
Разработанная
на материалистической основе,
диалектика как учение о развитии
снимает ряд противоречий,
свойственных идеалистической ее
форме. По Гегелю, материя не
развивается во времени. На языке
гегелевской диалектики нельзя
обосновать решение вопроса, как
вообще возможна материя, как
возможна жизнь, как в действительности
снимается противоречие? И что
особенно важно, основой и движущей
силой истории выступает
мистический Абсолютный Дух.
Согласно основным принципам онтологии
Гегеля, в теории познания
принижается роль эмпирического
познания, что грозит исследованию схематизацией,
догмой и субъективизмом.
Материалистическая
диалектика как учение об
универсальной связи и развитии
представляет собой наиболее полное
и последовательное выражение
действительных законов
объективной реальности.
132
§
20. Закон диалектического
противоречия
История
философии показывает, что
диалектические идеи возникли на
основе наблюдения соотношения
противоположностей. С самого
начала философы пытались решить
мировые загадки связи
противоположных сторон вещей,
процессов и явлений
действительности. Исторически и
теоретически вполне обоснованно
считать закон диалектического
противоречия главным существенным
признаком диалектики.
Данный
закон имеет еще другое название —
закон единства и борьбы
противоположностей. Это второе
название содержит все категории,
через которые раскрывается содержание
и форма закона, —
противоположности, борьба, единство.
А первое название выражает саму
суть закона. Здесь диалектическое
противоречие представляет собой не
просто закон, но основной принцип,
развертывание которого раскрывает
сущность материалистической
диалектики как таковой. Данный
закон-принцип представляет
развитие как следствие борьбы,
противоположных сторон,
характеризующих предметы,
процессы, явления и системы мира.
Закон имеет принципиальное
значение, поскольку раскрывает источник
развития, причины, импульсы
движения и самодвижения объектов
реальной действительности. Как
закон развития, он всеобщ и
абсолютен, ибо в каждой структуре,
системе бытия есть источник их
существования. Этот закон
пронизывает все предметы и явления
мира, входит в содержание других
законов диалектики, поэтому его
можно считать определяющим
изменения во всем внутреннем поле
взаимодействующих систем,
выявляющим «сквозную», центральную
линию развития, характер и темпы
изменений. Благодаря этому закону
все изменения, происходящие в мире,
можно рассматривать как формы самодвижения,
что положило конец всем идеям о первотолчке.
У
данного закона долгая и богатая
история. Ее начало восходит к
восточной философии и астрологии.
Взаимодействием
противоположностей пользовались
китайские и индийские мудрецы в
объяснении мира вещей и идей. Множество
теоретических положений высказали
античные уче-
133
ные
и философы. Выше уже приводились
соответствующие высказывания
Гераклита, свидетельствующие о
понимании развития через борьбу
крайностей, через их связь и гармонию,
в основе которой также лежат
противоположности. Гераклит
утверждает, что «борьба — отец
всего и царь над всем», «борьба
всеобща, и все рождается благодаря
борьбе и по необходимости».34
Он высказывает глубокие мысли о тождестве
противоположностей, о «скрытой
гармонии», которая характеризует
все мироздание. Целое и нецелое,
сходящееся и расходящееся
представляют собой единство, и
получается «из всего одно, и из
одного все».35 Концепция о
схождении крайностей получила
название поляризма.
Поляризм
в несколько измененной форме
используется в философии и науке
Нового и новейшего времени. Так, по
Ф. Шеллингу, «всякое природное тело
понимается как продукт
деятельности динамического начала
(силы), взаимодействия
противоположно направленных сил (положительный
и отрицательный заряд
электричества, положительный и
отрицательный полюсы магнита и т.д.».36
Такой взгляд философа на
взаимодействие противоположных
сил как определяющий фактор любого
тела природы связан с открытиями А.
Гальвани, А. Вольта, А. Лавуазье —
словом, соответствовал уровню
естествознания того времени и был
направлен против
распространенного тогда принципа
механицизма.
В
течение всей истории философии
столкновение противоположных
начал либо их гармония
рассматривались как естественные
свойства природы. Гегель создал
учение о диалектическом
противоречии как логическом
принципе, важнейшем во всей его
логической системе. В «Науке логики»
он пишет: «Противоречие — вот что
на деле движет миром, и смешно
говорить, что противоречие нельзя
мыслить». Правильно в этом
утверждении лишь то, что противоречием
дело не может закончиться и что оно
(противоречие) снимает себя само
через себя. Но снятое противоречие
не есть абстрактное тождество, ибо
последнее само есть лишь одна
сторона противоположности.
Ближайший результат положенной как
противоречие противоположности
есть основание, которое
содержит в себе как снятые и
низведенные лишь к идеальным
моментам и тождество, и разли-
134
чие»
,37 В этом фрагменте изложена,
по сути, вся концепция
диалектического противоречия
Гегеля. Прежде всего, рассуждения
мыслителя направлены против
скептиков и агностиков (Пиррон,
Секст Эмпирик, И. Кант), против
софистов (Парменид, Зенон Элейский),
которые делали неправильные выводы
из рефлексии над своим познанием.
Главная мысль здесь такова, что
Гегель рассматривает принцип
противоречия не как субъективные
размышления «над», а как онтологический
закон, утверждающий, что
противоречие снимает себя через
самого себя, т.е. через развитие.
Что
означает « противоречие снимает
себя через самого себя»? Это
означает, что оно представляет
собой естественный процесс,
имеющий в себе источник
собственного преобразования.
Снятое есть всегда нечто
опосредствованное процессом
развития.
«Снятое
противоречие не есть абстрактное
тождество», — далее говорит
Гегель. То есть оно не должно быть односторонним
определением, лишенным
содержательной целостности.
Абстрактное тождество — это пустое
утверждение, лишенное основания.
Философ полагает, что условием
диалектического противоречия
должно служить основание, которое
содержит в себе и тождество, и
различие.
Материалистическая
диалектика восприняла многие идеи
гегелевской концепции закона.
Главное отличие материалистического
понимания закона заключается в том,
что снято идеалистическое
понимание самого развития. У Гегеля
развитие охватывает только мир
понятий, и «снятие» противоречия
происходит благодаря
идеалистически понятому
онтологическому развитию самого
понятия. Согласно
материалистической интерпретации
закона, источником
формообразования является не
Абсолютный Дух, а материальный мир
природы, предметы и системы материальной
действительности содержат в себе
этот источник.
Характеристика
диалектического противоречия
предполагает взаимодействие
противоположных сторон предмета
или процесса, взаимно исключающих
и одновременно предполагающих
друг друга, взаимосвязанных,
взаимозависимых, обусловливающих
существование самого противоречия.
Существует множество
противоположностей, которые не
относятся к одному предмету или
рассматривают-
135
ся
в разных отношениях. Такие
противоположности не являются
сторонами диалектического
противоречия. Они только тогда
выступают как диалектические,
когда их взаимосвязь и
взаимодействие опосредствованы субстратом
и развитием. Гегель также
подчеркивал идею опосредствованное™,
только он в качестве посредника
называл основание (имея в виду
какую-либо идеальную целостность,
качество, например) и развитие
(самих понятий). Материалистическая
онтология исходит из принципа
саморазвития материи.
Противоположные
стороны выполняют в предметах различную
функцию, поскольку сами имеют
различную природу. А поскольку они.
различны, то имеют особую динамику
и направленность. Будучи
различными, но связанными и являясь
свойствами единой субстанции,
противоположные стороны не могут
быть «безразличными» друг к другу и
всегда находятся в состоянии борьбы.
«Борьба» как термин закона
соотносится с «изменчивостью», «движением»,
а потому носит абсолютный характер.
Вместе с тем противоположности
есть свойства некоей целостности,
системы, качества и находятся в
единстве. Поскольку качество обладает
конечностью, временностью
существования, единство
противоположностей относительно,
так как всегда нарушается совокупным
движением. Борьба
противоположностей выступает
источником развития предметов и
систем, но и той основой, в границах
которой они существуют, т.е. обусловливает
само их бытие.
Закон
диалектического противоречия
пронизывает всю внутреннюю
динамическую структуру системы,
выражает как ее целостность, так и
саморазвитие. «Сосуществование
двух взаимно противоречащих сторон,—
отмечает К. Маркс, — их борьба и их
слияние в новую категорию составляют
сущность диалектического движения.
Тот, кто ставит себе задачу
устранения дурной стороны, уже
одним этим сразу кладет конец
диалектическому движению».38 К.
Маркс, естественно, имеет в виду
желание удалить «дурную» сторону
основного противоречия,
характеризующую систему, а не
отдельные несущественные для
системы в целом черты, что в
принципе возможно. Конкретно
данная
136
реплика
Маркса направлена против понимания
диалектики противоречия Пруд оном,
подразумевавшим под дурной
стороной эксплуатацию, которая
составляла существенное свойство
капитализма, с его частной
собственностью. Однако Маркс в «Экономических
рукописях 1844 года» прослеживает
длительный процесс самоотрицания
частной собственности,
превращения ее в собственность,
лишенную эксплуатации, — это
другой вопрос, касающийся развития
определенной социальной системы и
требующий специфического анализа.
Аналогичный
пример можно привести с грубой
интерпретацией концепции
биохимического происхождения
жизни, предложенной А. И. Опариным и
Дж. Холдейном. Астроном Хайл считал,
что данная концепция нелепа. Это то
же самое, что утверждать, будто
ураган, пронесшийся над местной
свалкой, может привести к сборке «Боинга-747».
Или мартышка, беспорядочно
барабаня палкой по клавиатуре
пишущей машинки, случайно
напечатает 66-й сонет Шекспира. Хайл
здесь продемонстрировал
совершенное отсутствие
способности к серьезной
интерпретации научных концепций,
которые обоснованы не только
специальными научными фактами, но и
применением добротной методологии.
Сторонники современной концепции
абиогенного происхождения жизни
вовсе не имеют в виду превращение
неживого в живое с сегодня на
завтра, а исследуют длительный
процесс громадных многокачественных
изменений, анализируемых на основе
целого комплекса наук, с учетом
альтернативных точек зрения,
противоборства их специфических
методов и оснований.
Диалектические
противоречия находятся в самой сущности
вещей и имеют объективный
характер, т.е. существуют вне и
независимо от сознания людей. Это
не означает, что их нельзя познать и
использовать в практической деятельности.
Они носят всеобщий характер,
ибо свойственны всем формам
движущейся материи. Их действие
охватывает и материальные, и
духовные процессы. Нет ни одного
предмета, который не был бы включен
в какую-нибудь систему и не
испытывал бы на себе действие
закона диалектического
противоречия. Этот закон действует
на всем продол-
137
жении
существования качества как
определенной системной
целостности, т.е. раскрывает ее
динамическое содержание. Движение
разнокачественно и представляет
собой взаимодействие множества
разнонаправленных процессов.
Проявляясь в определенном предмете
или явлении на единой основе,
эти разнонаправленные процессы
начинают демонстрировать раздвоекие
этой основы. И чем глубже противоречие,
которое подлежит решению, тем более
глубокой является «трещина»
раздваивающегося качества.
Итак,
структура диалектического
противоречия такова:
предметы
и явления материального мира
обладают противоположными
сторонами или свойствами.
Отношение между данными сторонами
и есть противоречие, которое обозначает
взаимное исключение, взаимную
связь и зависимость этих сторон.
Противоречие характеризуется
единством и борьбой. Борьба
характеризует изменчивость и
потому абсолютна. Единство
относительно, как относителен
конечный предмет, конечная
система, конечное качество.
Основная
функция диалектического
противоречия — выступать источником,
специфического движения, которое
мы называем развитием. Эта
функция длится, пока существуют границы
конечного качества, и определяет
содержание процесса.
Структура
противоречия изменяется.
Противоположности не
представляют собой какие-то
абстрактные линейные связи. Это
группы свойств, некоторые из
которых совпадают и являются тождественными.
Другие группы выражают различие.
Таким образом, отношение
противоположностей
характеризуется тождеством и
различием. Взаимодействие и
взаимопроникновение
противоположных сторон изменяют
соотношение между тождеством и
различием, обнаруживаются ступени
развития противоречия. Это подтверждает
мысль об опосредствовании
взаимодействия противоположностей
развитием самого предмета. Так, З.М.Оруджев,
рассматривая вопрос о развитии
противоречия, пишет:
«Бесспорно,
что чем менее развит предмет, тем
менее развита система
посредствующих звеньев. Изменение
системы посредствующих звеньев (их
количественное возрастание и
качественное, структурное
усложнение) является, на мой взгляд,
весьма важным законом развития» 39
138
Логика
развития в силу специфики
развивающегося предмета и природы
самого процесса имеет различные
темпы изменений. Противоречие
имеет время для созревания. Это
объективный процесс, и разрешение
противоречия также обусловлено
спецификой его созревания и
развития. Разрешение противоречия
является заключающей фазой в
борьбе противоположностей. Суть
данной фазы состоит в «снятии» их
конкретного единства. Форма «снятия»
необязательно является предельно
обостренной, хотя такая вероятность
объективно существует. В ходе
разрешения противоречия
изменяется качество системы или ее
свойства, но в процессе
продолжающегося развития никогда
не уничтожается само противоречие.
Виды
противоречий. В свое время Г.
Гегель, критикуя различные школы и
направления философии, неправильно,
на его взгляд, толкующие природу
противоречий, указывал на то, что
они часто занимались внешними
противоречиями, лежащими на
поверхности бытия и не имеющими
собственно отношения к диалектике.
Однако внешние противоречия можно
наблюдать и в диалектическом видении
мира. Это такие противоречия,
которые относятся к разным, но
взаимодействующим предметам —
например, человека и природы.
Внутренние противоречия свойственны
одному предмету, одной системе, и
именно они выступают источником
ее развития. Это не означает, что
внешние и внутренние противоречия
не связаны и что не могут меняться
их функции в развитии предмета. В
открытых неравновесных системах
всегда действует множество
противоречий, которые весьма
условно классифицируются на
внешние и внутренние. Внутренние
противоречия обусловлены всей
совокупностью внешних, которые
часто определяют структурность
внутренних, также, кстати, как и «раздвоение
единого» (системной целостности)
на существенном для системы этапе.
Поскольку
диалектическое противоречие
является существенным,
действует как закон развития
данной системы, оно выступает не
только ее источником, но и основным
содержанием. В таком случае его
можно считать основным противоречием.
Оно составляет основу
существования сис-
139
темы
и определяет ее развитие в течение
всего времени ее бытия. Неосновные
противоречия характеризуют отдельные
свойства и стороны процесса, не
оказывая прямого воздействия на
саму сущность системы, хотя на
общую картину развития они,
разумеется, влияют.
Развитие
диалектического противоречия,
раскрывающего динамику
определенных качественных систем,
выделение ступеней его
созревания и движения к разрешению,
обусловливает выделение главных
и неглавных «этапных »
противоречий. Главное противоречие
— это то, которое возникает и
выдвигается на отдельном этапе
развития системы и начинает
определять всю ее противоречивую
структуру. Разрешение данного (главного)
противоречия оказывает заметное
влияние на разрешение других
противоречий и развитие системы в
целом. Неглавное противоречие
здесь выступает как зависимое,
подчиненное процессу, определяемому
в данный момент главным
противоречием.
§
21. Закон перехода количества в
качество
Данный
закон занимает важное место в
системе диалектики, так как дает
объяснение механизма всякого
преобразования. Согласно этому
закону коренные изменения происходят
не сами по себе, а за счет
незаметных, постепенных,
количественных нарастаний. Вместе
с тем, случившись, коренные
изменения определяют дальнейшие
количественные процессы.
Содержание закона выражено в
категориях качества, количества,
меры, скачка и в их диалектической
взаимосвязи.
Качество.
Мир представляет собой великое
многообразие вещей и явлений.
Предметы, явления и процессы материального
мира по одним чертам схожи между
собой, по другим — различаются. При
этом основания, по которым
предметы объединяются и
различаются, — не одного уровня.
Одни касаются сущности, главного в
предметах, другие основания
несущественны. Для качественной
определенности человека как
человека различия в росте весьма
несущественны, но в определенных
ситуациях эти различия приобретают
значимость, например при
моделировании одеж-
140
ды,
в спорте, даже в космонавтике. То же
самое можно сказать о животных,
растениях, химических элементах и т.д.
То
определяющее, что лежит в основе
предметов, процессов того или
иного класса и отличает предметы
данного класса от предметов
другого класса, и есть качество.
Благодаря ему предмет является
данной определенностью. В частности,
Г. Гегель указывает на специфику и
уникальность вещей как важнейшие
характеристики качества. «Нечто, —
пишет он, — есть благодаря своему
качеству то, что оно есть, и, теряя
свое качество, оно перестает быть
тем, что оно есть».40
Качество
— это философская категория,
содержание которой выражает
целостность и специфику предмета,
что отличает его от других
предметов и явлений, какими бы
схожими они ни были. Приведенная
дефиниция не является полной хотя
бы потому, что целостность сама
должна быть определена, а, как
показывает история вопроса, даже
сам подход к такому определению
требует введения новых понятий.
Таким понятием является свойство.
Указание на специфику предмета не
означает его полной замкнутости,
изолированности. Его качественная
определенность формируется и
существует в совокупности
взаимодействий, в которых
проявляются те или иные ее стороны
и свойства. Каждая вещь вступает во
множество взаимодействий и
обладает поэтому множеством
свойств. Представляя только одну
сторону вещи, свойство не выражает
ее целостности. А качество
определяет целостность,
представляя ее через органическое
единство общих и специфических
свойств данной вещи или класса
вещей. В отличие от существенной
определенности, понятие качества
органически соединяет
существенные и несущественные
свойства. Это связано с тем, что в
зависимости от типа взаимодействия
несущественное свойство может
оказаться существенным, а
существенное несущественным.
Современная
наука пользуется весьма близким к
понятию качества понятием «система».
Любая вещь как система, в силу
делимости материи, представляет
собой единство определенных
элементов. Система - динамическое
понятие, и с этой точки зрения она
представляет собой единство
141
внутренних
и внешних связей и взаимодействий. Качеста
в этом смысле предполагает
единство внешних и внутренних
свойств и не может мыслиться только
как внутренняя определенность.
Специфика вещи не может быть
установлена вне соотношения данной
вещи с другими вещами. Она также не
может быть установлена без общего
основания, позволяющего
определить различия. Так, например,
качественную определенность
урана как радиоактивного химического
элемента составляют не только
свойства, присущие самому урану, но
и те, которые являются общими для
ряда химических элементов, которым
свойственна радиоактивность как
таковая.
Понятие
системы, являясь другим выражением
качественной определенности,
способствует решению еще одной
проблемы, которая активно
дискутируется: о соотношении однокачественности
и многокачественности вещей материального
мира. Утверждение о многокачественности
вещи часто отрицается на основании
отождествления понятий качества и
свойства. Качество определяется
через единство множества
свойств, стало быть, многокачественность
применительно к категории
качества оказывается излишней. Но
как только мы начинаем говорить о
вещи как о системе естественного,
происхождения, которая, как правило,
субординирована и иерархична,
отказаться от признания наличия в
ней многих относительно
самостоятельных качеств
чрезвычайно затруднительно. В
данном моменте весьма удачно
соединяются, во-первых, ряд близких
философских категорий — единое (качество)
и многое (много качеств), целое и
части; а во-вторых, философские и
научные понятия, которыми в
настоящее время широко оперируют и
философия, и наука, — качественная
определенность и система. Понятие
системы включает в себя
определение качества, но помогает
интерпретировать его не как пустую
абстракцию, но как более
наполненную содержанием, формой, бытием
часть материального мира.
Качественная
характеристика предмета (системы)
объективна, но терминологически
понятия качества и данный предмет
часто употребляются как идентичные.
В исследовании предмета мы берем
во внимание ту или иную его
142
сторону
— здесь может обнаружиться
субъективность в оценке качества.
Количество
— «философская категория,
отображающая общее в качественно
однородных вещах и явлениях».41
Качественная однородность
создает основание сравнимости
вещей и явлений. Количественная
определенность обусловливает возможность
сравнимости, соответствующие способы
и нормы сравнения.
Начало
научного исследования
количественных отношений
восходит к античности. Как
свидетельствуют исторические
источники, первым, кто отнял
математику у купцов, был Пифагор.
Это означает, что именно
пифагорейцы попытались сделать из
математики науку. Они исследовали
природу чисел и их соотношений и
использовали свои исследования
для понимания гармонии мира.
У
античных мыслителей математика
вообще была в большом почете.
Аристотель дал определение
категории количества, которое до
сих пор не потеряло своей ценности:
«Количеством
называется то, что делимо на
составные части, каждая из которых,
будет ли их две или больше, есть по
природе что-то одно и определенное
нечто. Всякое количество есть
множество, если оно счислимо, а
величина — если измерима».42
В
данном определении важно отметить
ряд необходимых моментов. Прежде
всего, Аристотель различает «количество»
и «число». Количество выражается
числом, но не тождественно ему.
Число — это форма выражения
множества, связанная с
определенной системой счисления.
Количество — это объективная,
необходимая характеристика предмета,
противоположная качеству и
соотносимая именно с ним. Если
качество есть целостность, то
количество есть то, что делимо.
Кстати, делимость относится как к прерывному
(множество), так и к непрерывному (величина
= линия, ширина, глубина). Но главное
здесь, какую делимость имеет в
виду Аристотель? Он имеет в виду
делимость на такие части, каждая из
которых есть что-то одно и
определенное нечто. Это и есть однородное
нечто, что служит основанием и
объектом сравнимости вещей.
Например, заряд ядра в элементах
таблицы Менделеева. Если заряд ядра
у некоего
143
элемента
равен 17 единицам, то мы определим
этот элемент как хлор. Указанное
Аристотелем одно и определенное
нечто представляет собой
однородное качество или свойство,
подлежащее исчислению и выражению
в числах. Благодаря способности к
исчислению и измерению количество
может выражать величину, объем
предметов, степень наличия свойств
и однородных признаков. Являясь
категорией противоположной
качеству, количественная
определенность также необходима
предмету и характеризует
особенность его предметного бытия.
Возвращаясь к примеру с хлором,
добавим, что хлор, в отличие от
других элементов, не только имеет
особый заряд ядра, равный 17
единицам, — он характеризуется еще
температурой плавления (100,98 градусов),
температурой кипения (34,05 градуса),
что в совокупности раскрывает
внутреннюю природу качественной
определенности данного
химического элемента.
Материалистическая
диалектика исходит из положения о
необходимой связи и зависимости
качества и количества. В истории
науки и философии существует
взгляд, преувеличивающий значение
количества в определении вещей,
явлений и их развития. Это
характерно для Декарта и Спинозы,
Ньютона и Лейбница и связано прежде
всего с интенсивным развитием и
успехами математики.
Существует
также тенденция представлять
развитие науки как движение от
описания предметов со стороны их
качественной определенности к
описанию количественных
закономерностей, и считать
последнее высшим этапом ее
развития. Однако в
действительности одностороннее
изображение предметов не является
полноценным. Наука может накопить
большое количество знаний,
характеризующих предметы с
количественной стороны, но это не
дает знания закономерностей.
Только в единстве, в сочетании
количественной и качественной
сторон, в изучении этого сочетания
создается возможность познания
закономерностей материального
мира. Исследование материального
мира требует обязательного учета
единства количества и качества. Об
этом, в частности, писал Д. И.
Менделеев: «Знания, относящиеся к
количественной стороне химических
превращений, далеко опередили
изучение качественных отноше-
144
ний.
Связь этих двух сторон, по моему
мнению, составит нить,
долженствующую вывести химию из
лабиринта современного, уже
значительного, но отчасти
одностороннего запаса данных.
Такую связь я сам старался
разыскать: она лежит в основе той
периодической системы элементов,
которой подчинено все мое
изложение».43 Аналогичное
положение складывается сейчас в
физике элементарных частиц.
Мера
есть философская категория,
выражающая единство качества и
количества. Это граница, предел
количественных изменений,
достижение которых вызывает изменение
качества. Известно, что
представление о мере — древнего
происхождения. Философему «меру во
всем соблюдай» приписывают многим
мудрецам, известным глубокими высказываниями.
Мера длительное время существовала
как универсальная норма поведения,
выступающая признаком правильной
жизни и поведения. Понятию меры
уделил внимание Аристотель, но она
не выступала еще частью важного
диалектического закона.
Г.
Гегель рассматривает меру как
понятие, без которого структура
закона количественных и
качественных изменений была бы
неполна. Акцентируя онтологический
и объективный аспект, он пишет: «Мера
есть качественно определенное
количество прежде всего как
непосредственное; она есть
определенное количество, с которым
связано некое наличное бытие или
некое качество».44 Данное
определение меры конкретизирует в
законе только принцип связи
количества и качества,
подчеркивает необходимость этой
связи противоположностей для
характеристики любого предмета.
Понятие меры выражает форму связи
количества и качества, в которой
функция качества состоит в
определении общего объема
количества, а функция количества —
в реализации непрерывной
изменчивости (уменьшении или увеличении)
материи качества.
В
плане развития мера указывает на
тот предел, достижение которого
вызывает изменение качества.
Гегель даже вводит понятие,
противоположное мере, —
безмерность. Это есть « выхождение
меры в силу ее количественной природы
за пределы своей качественной
определенности. Но так как это
другое количественное отношение,
которое в срав-
145
нении
с первым безмерно, тем не менее
также качественно, то безмерное
есть также мера. Эти два перехода (от
качества к определенному
количеству и от последнего обратно
к качеству) могут быть
представлены как бесконечный прогресс
— как снятие и
самовосстановление меры в безмерном».45
Здесь Гегель уже описывает процесс
развития, выраженный в
категориях закона количественных и
качественных изменений. Можно
говорить о противоречивости меры,
заключающейся в том, что, с одной
стороны, это граница, указывающая
на конечность данного качества,
и она не только выступает как
внешнее ограничение, но является
его внутренним фактором,
охватывающим, пронизывающим всю
его определенность. С другой
стороны, она — носитель изменчивости
частей данного качества,
стремящихся выйти за его пределы.
Количественная природа меры дает
возможность рассматривать ее как механизм,
обеспечивающий процесс
бесконечного развития и смены
одного качества другим. Не
случайно Гегель обозначает иногда
развитие как «узловую линию мер».
Границы
меры подвижны, так как она не
представляет собой изолированного
явления или понятия об изолированном
явлении. Подвижность этих границ
зависит от общих условий и
специфической природы процесса. В
целенаправленном изменении
условий кроется решение проблемы управления
закономерными связями природы.
Закон
перехода количества в качество и
обратно конкретизирует принципы
диалектики, характеризуя одну из
сторон развития, раскрывая его механизм.
По Энгельсу, суть данного закона
можно выразить следующим образом:
«...
в природе качественные изменения —
точно определенным для каждого
отдельного случая способом — могут
происходить лишь путем
количественного убавления материи
или движения (так называемой
энергии)».46 Количественные
изменения как непрерывный процесс
изменчивости предметов
материального мира, достигая меры,
вызывают качественные изменения.
За пределами меры развитие не
прекращается, но представляет
собой уже новое отношение,
характеризуется новой мерой. Новое
качество содержит новую меру
количества, которое в дальнейшем
продолжит развитие.
146
Данный
закон, характеризуя одну из сторон
развития, тем не менее связан с
другими законами. О связи с законом
диалектического противоречия уже
было сказано. То же самое можно
сказать и о связи закона
количественных и качественных
изменений с законом отрицания отрицания.
Излагая последний закон, уже можно
использовать вместо более
абстрактных понятий типа «бытия и
ничто», «нечто и другого» более
определенные категории качества,
количества и меры. Эти понятия, их
связь и взаимопереходы делают
закон отрицания отрицания более
содержательным и полнее раскрывают
единство всех сторон развития.
Существует
методология, согласно которой не
признается развитие, выражаемое в
необходимой связи и взаимных
переходах понятий. Это методология,
в научном отношении базирующаяся
на принципах механистической картины
мира. По традиции, идущей от
Аристотеля, философскую картину
мира называют метафизикой, а
метод — метафизическим.
Метафизический взгляд на качество
и количество обусловлен общим
принципом сведения высших форм
движения материи к низшим. Основой
такого подхода является тот факт,
что более высокие формы содержат
более простые. Отсюда стремление
сводить все формы движения к
простейшей — механической. Если же
всякое движение есть механическое
перемещение тел в пространстве, то
о качественных изменениях речи не
может быть. Отсюда вывод: развитие
есть не более чем увеличение или
уменьшение одного и того же
неизменного по качеству предмета.
Метафизики,
отрицая единство качественных и
количественных изменений,
абсолютизируют либо те, либо другие.
Так, преформисты в биологии считали,
что в зародыше существует уже
полностью весь организм. Концепции
преформизма придерживался
идеалист Г. Лейбниц и другие философы.
Материализм XVII-XVIII вв. также страдал
метафизической ограниченностью,
которая выражалась в том, что в нем
не различались качественно
разнообразные формы Движения
материи. Не зная, как показать
возникновение нового качества, эти
философы вынуждены были наделять
всю природу свойствами живого,
одухотворять ее (Б. Спиноза, Д.
Дидро).
147
Противоположную,
но также метафизически ограниченную
позицию развивали представители т.н.
«теории катастроф». Французский
естествоиспытатель Ж. Кювье, отрицая
период накопления количественных
изменений, пытался объяснить
качественное разнообразие видов
животных наличием в природе
катастроф. Такую же точку зрения
развивал голландский ученый-ботаник
начала XX в. Гуго де Фриз. «В течение
тысячелетий все остается в покое...
—писал он. — От времени до времени,
однако, природа пробует создать
нечто новое и лучшее. Она
захватывает один раз один, другой
раз другой вид. Приходит в движение
творческая сила, и на старой, до
тех пор неизменной основе возникают
новые формы».47 Каждый новый
вид животных и растений возникает
внезапно, в результате действия
некоей творческой силы.
Эти
теории снимают проблему развития:
развитие становится невозможным,
ибо нет связи с предшествующим.
Метафизическая
концепция опровергалась самим
ходом развития естествознания.
Теория Канта-Лапласа о возникновении
и развитии Солнечной системы как
закономерного процесса сыграла
существенную роль в борьбе с
метафизикой. Учение Ч. Дарвина о
происхождении видов положило конец
метафизике в биологии. Огромную
роль в решении вопроса о
взаимосвязи количественных и
качественных изменений в
материальном мире сыграла химия. В
этом чрезвычайно большая заслуга
М. В. Ломоносова, А. М. Бутлерова, Д.
И. Менделеева. Периодическая
система Менделеева есть конкретная
иллюстрация неразрывной связи
количественных изменений и
качественных преобразований. В
химии вообще наиболее ярко
раскрывается сущность взаимоотношений
между качественной и
количественной определенностью
предметов и процессов. Развитие
науки подготовило диалектическое
понимание количественно-качественных
связей и развития.
Скачок.
Многообразие и жизнь природы
содержат в себе необходимость
качественных преобразований. «Скачок
и означает здесь качественное
различие и качественное изменение»
, — отмечает Гегель.48 Новое
качество прерывает постепенность
количественных изменений. Перерыв
посте-
148
пенности
не означает перерыва в развитии.
Скачок есть процесс, а не
мгновенный полет через пустоту. И
этот процесс имеет всеобщий
характер, т.е. переход от качества к
качеству на основе количественных
изменений всегда и на всех уровнях
движения материи представляет
собой скачок.
Качественное
разнообразие материального мира
обусловливает разнообразие
скачков. Они классифицируются по
многим критериям: природа предмета,
системы, масштаб изменений, форма
протекания. Сложные многоуровневые
системы, например организм
человека, содержат внутри себя
возможность множества скачков,
характеризующих качественные
изменения его частей и не
изменяющих качества самого
организма. Другой пример описывает
превращение глобулы,
представляющей собой турбулентную
газопылевую массу, в полноценную
звезду.
Этот
процесс, продолжающийся
тысячелетия, на основе
количественных изменений
претерпевает по крайней мере два
существенных скачка — переход кинетической
энергии частиц в тепловую и возникновение
термоядерных процессов. В
результате глобула превращается в протозвезду,
а протозвезда — в полноценную. Еще
сложнее обстоит дело с эволюцией
видов. Например, древняя землеройка
(мышка), возраст которой свыше 50 млн.
лет, является «прародительницей»
современных млекопитающих (медведя,
волка, слона). Можно представить
себе, сколько скачков содержит
данный процесс. По масштабу скачка
можно различать частные и общие
скачки. Частные скачки относятся
либо к структурным элементам
системы, либо к промежуточным
этапам ее развития. Масштабность
скачка связана со временем его
протекания.
По
форме различаются постепенные
скачки и со «взрывом».
Постепенность как форму скачка
следует отличать от постепенности
количественных изменений.
Постепенность количественных
изменений не связана с коренными
изменениями предмета или системы.
Постепенность скачка как форма
качественных изменений выражает
именно коренные изменения в
развитии. Применительно к вопросу о
взаимопревращениях форм движения
материи Энгельс заметил:
«При
всей постепенности, переход от
одной формы движения к другой
всегда остается скачком».49
149
Скачки
со «взрывом» означают качественное
изменение всей основы старого
качества, изменение системы в целом.
Такие скачки характерны, например,
для перехода одних химических
элементов в другие. Считается, что
для таких переходов не требуется
этапа накопления количественных
изменений, хотя это свойственно
больше для рукотворных процессов,
нежели природных, поскольку
природные процессы включают
множество неупорядоченных
молекулярных взаимодействий,
которые только на определенных этапах
могут привести к реакциям,
означающим процесс качественного
скачка.
Закон
перехода количественных изменений
в качественные, выраженный через
специфику своих категорий и их
взаимосвязь, характеризует общий
механизм развития материального
мира, его общее содержание как
единство прерывности и
непрерывности.
§
22. Закон диалектического синтеза
Другое
название этого закона — закон
отрицания отрицания. Он
конкретизирует основные принципы
диалектики — принцип
универсальной связи и принцип
развития. В нем развитие предстает
как борьба нового и старого,
характеризуется повторяемостью
и необратимостью отдельных
черт и сторон, выражает направленность
изменений. Закон отрицания отрицания
не случайно называют законом
диалектического синтеза: он
отличается цикличностью, представляет
собой определенный и специфический
цикл развития, совмещающий в себе и
разрушение, и созидание, и их синтез,
который уже измененные опытом
черты предшествующих стадий
воспроизводит на более высоком
уровне. Закон раскрывает форму
снятия* границы качества, показывает
содержание этого процесса,
раздвоение противоречивого
единства качества системы на
элементы бытия
*
Снятие, по Гегелю, есть
преобразование, в котором некоторые
формы или элементы системы
устраняются, но вместе с тем
удерживаются как подчиненные
моменты новой целостности. Снятое
есть всегда нечто
опосредствованное процессом развития.
150
(повторяемости,
преемственности) и небытия (необратимости)
и, наконец, направленность к
диалектическому синтезу как
результату на новом уровне.
Впервые
этот закон был сформулирован Г.
Гегелем, хотя отдельные черты и
стороны отрицания рассматривались и
ранее. Гегель впервые подошел к
отрицанию как к закону, поскольку
оно выражает необходимость в
беспорядке множества кажущихся
случайностей, поскольку анализ
отрицания отвечает задачам
философии — познавать «устойчивую
меру» и «всеобщее» в мире
эмпирических единичностей.
Далее
подчеркивается, что речь идет об онтологическом
законе, имеющем свою меру, свое
содержание. Каково же оно?
Определяя
это содержание, философ использует
категории и механизмы других
законов диалектики, что позволяет
ему установить как общее, так и
особенное в данном законе, выявить
его диалектическую специфику. Так,
он оперирует понятиями бытия,
противоречия, качественной
определенности и т.д. В «Науке
логики» читаем: «В наличном бытии
определенность едина с бытием, и
вместе с тем она, положенная как
отрицание, есть граница, предел.
Инобытие есть поэтому не некое
безразличное наличному бытию,
находящемуся вне его, но его
собственный момент. Нечто
благодаря своему качеству, во-первых,
конечно и, во-вторых, изменчиво,
так что конечность и изменчивость
принадлежат его бытию»60.
Речь
у Гегеля идет о качественной
определенности какого-то
ограниченного бытия.
Качественная
определенность — конечна и
изменчива. Она по своей природе
содержит в себе самой отрицание. Отрицание
здесь рассматривается как
существенное свойство любой
конечной системы. Качественная
определенность имеет предел,
что свидетельствует о том, что инобытие
(иное, другое) также присуще данному
бытию.
Для
понимания того, каково содержание
отрицания, глубокой представляется
мысль Гегеля о различении качественной
и количественной границ бытия. Он
приводит прекрасный пример этого
различения. Если мы рассматриваем
участок земли определенной
величины, говорит он, «то
151
это
его количественная граница. Но этот
участок земли есть, кроме того, луг,
а не лес или пруд, и это составляет
его качественную границу. Человек,
поскольку он хочет быть действительным,
должен налично существовать,
должен ограничивать себя. Кому
конечное слишком претит, тот не достигнет
никакой действительности, а
останется в области абстрактного и
бесследно истлевает в себе».51
В
рассуждениях о количественной и
качественной границах философ
раскрывает механизм отрицания,
действующий постепенно внутри
каждой конечной системы. Качество
предстает здесь не только как
целостность, но и как совокупность
свойств, изменение которых не
влечет за собой сразу абсолютного
отрицания целиком всей системы. В
развивающейся системе данный
механизм выявляет свойства и
моменты, принадлежащие данному
бытию и бытию становящемуся, иному.
Отметим
глубокую мысль Гегеля об особой
ценности бытия определенного
конечного качества. Человеку
принципиально важно объективно и налично
существовать в рамках конечного, т.е.
ограничивать себя объективностью,
видеть ценность реализации своей
действительности* и соответственно
участвовать в управлении
взаимодействием свойств данного
бытия и возникающего иного.
Рассматривая
содержание категории «отрицание»,
Гегель предостерегает от
одностороннего ее толкования. Особенным
объектом его критики в этом
отношении является скептицизм.
Скептицизм рассматривает
отрицание как «голое отрицание», в
котором не содержится ничего
положительного. Он особенно
опасен «для конечного, абстрактно-рассудочного
мышления», которое совершенно не
может устоять против абсолютизации
отрицательных сторон тех или иных
определений.52 Конечное,
абстрактно-рассудочное мышление,
взятое вне системы понятий,
обладает тощим односторонним
содержанием, не имеющим возможно-
*
В отличие от существования, действительность,
по Гегелю, проявляется как
необходимость. Поэтому человек,
существуя, не должен забывать о
двойственности границ, их
противоречивости и поиске форм,
отвечающих закону развития.
152
сти
выразить противоречивую сложность
явления или процесса. Понимая
отрицание как абсолютный момент
движения предмета, скептицизм
попадает в тупик своих собственных
рассуждений, поскольку уничтожает
бытие предмета как такового.
Крайней
формой скептицизма выступает нигилизм,
означающий полное отрицание всего.
Нигилизм как специфическая
мировоззренческая установка
охватывает весь спектр отношений
человека к действительности,
включая и ценностное, и
познавательное осмысление этих
отношений. К этой категории
относится современная так называемая
негативная диалектика, которая
применительно к рассматриваемому
закону трактуется как необходимая
цепь отрицаний, каждое из которых
не столь глубоко и существенно.
Негативная
диалектика как мировоззренческая
установка приносит странам, и
прежде всего нашей стране, неисчислимые
бедствия. Она способна на долгие
годы приостановить позитивное
развитие, реализуя только
негативную, разрушающую тенденцию.
При определенных условиях она
может определить направленность на
уничтожение всей культуры, которая
лишилась основания, постепенного
накапливания позитивных
результатов материальной и духовной
деятельности. Она может породить
апатию и Неверие даже в очевидное
наличное знание, а тем более
теоретическое знание, содержащее
перспективу дальнейшего развития.
Существуют
и другие виды толкования отрицания,
которые можно было бы назвать софистическим
отрицанием. Важным признаком
такого вида является отрыв
субъективной диалектики от
диалектики бытия. Субъективная диалектика
часто превращает свою мыслительную
деятельность в игру, по произволу
выдвигая то доказательства, то
опровержения, выбирая случайные
признаки вместо основных и
существенных, составляющих
качество. На самом деле диалектика
есть имманентный переход
одного определения в другое, в
котором обнаруживается, что эти
определения рассудка
односторонни и ограниченны, т.е.
содержат отрицание самих себя. «Сущность
всего конечного, — говорит Гегель,
— состоит в том, что оно само себя
снимает.
153
Диалектика
есть, следовательно, движущая сила
всякого научного развертывания
мысли и представляет собой единственный
принцип, который вносит в
содержание науки имманентную
связь и необходимость, в котором
вообще заключается подлинное, а не
внешнее возвышение над конечным».53
Итак,
диалектическое отрицание не есть
разрушение, уничтожение чего-либо.
Это такое отрицание, которое выступает
условием дальнейшего развития. То
есть отрицание представляет собой
не только форму борьбы старого и
нового, но и форму их связи,
выражающую сохранение некоторых
черт и сторон определенного
качества, отстаивание их
положительного значения,
приумножение его, что и составляет
преемственность в развитии. «Всякое
развитие, независимо от его
содержания, — писал К. Маркс, —
можно представить как ряд ступеней
развития, связанных друг с другом
таким образом, что одна является отрицанием
другой.... Ни в одной области не
может происходить развитие, не
отрицающее своих прежних форм
существования».54 Каждая
ступень может включать множество
отрицаний, в которых изменяются
отдельные элементы или свойства
развивающегося качества. Но они не
приводят к новому качеству, не
разрешают основного противоречия,
не приводят еще к синтезу старого и
нового, завершающему определенный
цикл развития.
Диалектическое
отрицание носит специфический
характер. Являясь всеобщим
законом, оно с необходимостью проявляется
в особенных или единичных формах.
Специфика отрицания определяется
конкретным историческим и теоретическим
контекстом, природой самого
процесса, его масштабом,
субстратом, характером развития.
Для
диалектики отрицания немаловажным
является вопрос о его источнике.
Выше приводились мысли Гегеля о
различии внешней и внутренней
границы конечного. Разумеется,
начало отрицанию может положить внешняя
граница. Но она не пронизывает
все качество, и ее нельзя рассматривать
как субстанцию целостности,
подлежащую развитию. Именно
внутренняя граница несет на себе
субстрат целостности, пронизывает
все качество, всю совокупность
154
его
элементов и свойств. Поэтому
источник развития кроется внутри
системы, в постепенных изменениях
ее подструктур, ее организации.
Первыми начинают изменяться
элементы наиболее чувствительные к
условиям бытия, порождая
раздвоение единого на
противоположные стороны. И только
существенное противоречие,
развернувшись, дает такое
напряжение системе, которое
чревато сменой качества.
Признание внутреннего источника
развертывания отрицания не
означает того, что отсутствуют
воздействия внешних условий
существования качественной
системы. Напротив, внешние условия
могут послужить стимулом, толчком,
ускорителем снятия старого
качества, но тем не менее основной
источник все-таки внутренний.
Выше
говорилось также, что
диалектическое отрицание
происходит с удержанием
положительных моментов старого
качества. Именно данное
обстоятельство дает основание
осуществлению прогрессивного
развития, ибо не уничтожаются
исторически накопленные основы.
Есть очевидные черты в старом
качестве, необходимые для «строительства»
нового. Однако в стихийных
процессах, характерных для
динамической реализации «узловой
линии мер» в природе или движении
цивилизаций, часто происходит
деградация и уничтожение, а не
созидание и прогресс. Исследование
процесса отрицания показывает, что
прогрессивное развитие требует
прежде всего изменения формы,
нежели содержания. Изменение
внутренней формы, организации
процесса воздействует и на
содержание, вплоть до его полного
изменения, приводящего к новому
синтезу. Сознательное управление
процессом с необходимостью должно
учитывать изменения, свойственные
природе как таковой.
§
23. Закон отрицания отрицания
Двойное
отрицание, выражающее данный закон,
толкуется по-разному. Правда,
никто не возражает, что это формула
процесса, представляющая «цепь»
отрицаний. Однако эта «цепь»
богата содержанием, она может
включать качественные изменения,
скачки, усложнение или деградацию;
обозначать эволюционный цикл, в
котором конец и начало совпадают,
то есть составляют круг, по сути исклю-
155
чающий
возникновение принципиально нового
в бесконечном водовороте событий.
Так, в Новое время два материалиста-энциклопедиста
по данному вопросу придерживались
противоположных точек зрения. Речь
идет о П. Гольбахе (стороннике
цикличности движения) и Д. Дидро (считавшем,
что развитие представляет собой
своеобразную «стрелу прогресса»,
то есть развитие осуществляется
поступательно).
Материалистическая
диалектика допускает определенную
познавательную ценность теорий
круговорота, особенно
применительно к закрытым
изолированным системам или к
природе в целом. Но эти теории
нельзя возводить во всеобщий
закон развития, потому что из
него выпадают такие группы
изменений, которые не укладываются
в данную систему, поскольку
сопровождаются приобретением
нового качества и составляют уже
другой процесс. Теории круговорота,
таким образом, выражают
повторяемость явлений и могут
претендовать на признание статуса
закона, но это не будет законом
развития. Это, однако, не означает,
что цикличность вовсе исключает
рождение нового, ибо полностью
изолированных систем в природе не
существует, а взаимодействия с
внешней и внутренней средой всегда
вносят в систему изменения. Таким
образом, выступая на определенном
этапе в качестве частного случая
процесса развития, цикличность
приобретает черты
поступательности, означающие
тенденцию восхождения системы на
более сложный уровень.
Цикличность
и теории круговорота используются
для описания движения
специфических систем, которые обладают
конечностью, включают процессы,
отличающиеся стадийностью,
качественным преобразованием,
восхождением, угасанием. При этом
на основе движения отдельной системы
нельзя сделать вывод о развитии как
форме движения материи. Отрицание
как уничтожение (гибель) системы (например,
организма, рассматриваемого в
онтогенезе) даже в однородной
среде (при рассмотрении
филогенеза) не всегда означает
прекращение эволюционных
изменений, развития вида или
популяции. Гибель
нежизнеспособного организма в
аспекте закона естественного
отбора может означать
156
положительный
фактор усиления видовых признаков,
обеспечивающих эволюцию. Но для
подтверждения естествознанием всеобщего
характера закона отрицания отрицания
необходимо доказательство, что
процесс характеризуют одновременно
и повторяемость, и усложнение
систем - как живой, так и неживой
природы. В свете современной теории
самоорганизации материи можно
считать этот факт доказанным.
Спиралевидный
характер развития. Диалектика
рассматривает закон отрицания отрицания
как циклический в том смысле,
что он представляет собой
относительно завершенный цикл
изменений, включающий цепь
отрицаний и заканчивающийся синтезом
накопившихся изменений и сменой
качественного состояния. Однако на
этом развитие не заканчивается, и
циклы не представляют собой специфический
перерыв постепенности.
Последовательность
циклов, составляющих цепь развития,
образно представляют в виде
спирали (автором данного
представления был Г. Гегель,
формально соединивший «круг»
Гольбаха и «прямую линию» Дидро).
Этот образ оказался весьма
содержательным.
Во-первых,
спираль представляет развитие в
виде сложного процесса, не
линейного, а включающего зигзаги,
возвраты, переходы на более низкую
ступень развития, что и характерно
для массовых взаимодействующих
процессов, образующих временные
ветки развития с неустойчивыми
признаками и чаще всего
разрушающимися на пути глобального
восходящего процесса.
Во-вторых,
эти процессы неоднородны, системы
сложны, включают в себя целые ряды
иногда несовместимых элементов,
удерживающихся в системе
кратковременными связями.
В-третьих,
структурность систем испытывает
острый натиск противоречий, в итоге
и группы их связанных элементов
меняются местами. Образ спирали
позволяет рассматривать цикл
развития как «виток», включающий
ряд прошлых ступеней, выражающих и
деградацию, и созидание. Возврат к
старому не означает здесь полного,
абсолютного повторения той или
иной ступени развития. Он явля-
157
ется
уже другим, обогащенным опытом
природы или человека, и с этого
нового «низкого» состояния процесс
возвышается на другую, более
сложную ступень, которая как бы
обгоняет прежнюю высоту развития и
включает в себя элемент
поступательности. В целом образ
спирали указывает общую направленность
развития, реализующуюся через
смену качеств, через противоречия,
образуя новые синтезы.
Спиралевидность
характеризует не только общую направленность
развития и одну из ее очевидных
форм, она выступает специфическим
обоснованием изменения темпов
развития, поскольку повторяемость
«упрощает» пути развития и
позволяет на каждой новой ступени
фокусироваться на поиске новых
путей и новых результатов.
Диалектическое
отрицание всегда конкретно.
Условия его протекания, и прежде
всего природа самого процесса
развивающейся системы, определяют
его специфику. Поэтому применение
этого закона к анализу
действительности необходимо с
учетом вышеназванных особенностей.
§
24. Неживая и живая материя. К
вопросу о происхождении жизни
В
книге « Мировые загадки » немецкий
биолог Эрнст Геккель перечисляет
семь вопросов, которые он считает
самыми трудными, интригующими и
глубоко значимыми для человека. Вот
эти вопросы:
В
чем состоит сущность материи и силы?
Как
возможно движение?
Как
возникла жизнь, почему неживое
превратилось в живое, какова связь
между ними?
Откуда
взялась целесообразность природы?
Как
возникло ощущение и сознание?
Как
объяснить возникновение мышления и
речи?
Что
значит свобода воли, каковы ее
пределы и возможности?
Как
видим, вопрос, касающийся
происхождения жизни, является
одним из центральных. Нельзя
составить единую картину мира,
представить мир как целое без объясне-
158
ния
природы жизни, связи живого и
неживого, возникновения живого.
Человек принадлежит к громадному
миру живого, родствен простейшим
живым организмам, имеет с ними
нечто общее, отличающее их от
косной материи. Будучи сложнейшей
системой живого, человек включает в
себя бездну простейших организмов,
и в определенной степени его жизнь
и смерть зависит от их
функционирования.
Изучение
происхождения живого проливает
свет на решение многих проблем,
расширяет представления о материи
и движении, позволяет приоткрыть
тайну целесообразности, понять
эволюцию природы от простого к
сложному. Осмыслить генезис чего-либо
— значит определить особенность
возникшего, его свойства и функции,
причины появления, возможную
ценность для человека. Тем более
это относится к вопросу о
происхождении жизни.
Концепций
происхождения жизни несколько.
Основные из них: идея
неоднократного самопроизвольного
зарождения жизни; стационарного
состояния; панспермии и биохимической
эволюции.
Идея
самопроизвольного зарождения
жизни возникла как альтернатива креационизму,
согласно которому живое, так же как
и мир в целом, создано богом. Теория
самопроизвольного зарождения
была распространена в Древнем
Китае, Вавилоне, Египте. В Древней
Греции ее разделяли Эмпедокл,
Анаксимандр, Аристотель, а в XVII в. —
Н. Коперник, Г. Галилей, А. Левенгук.
В XVII в. — веке научной революции,
когда изменилась структура
научного познания, — концепции самопорождения
была противопоставлена идея
биогенеза, согласно которой живое
может произойти только от живого. Левенгук
поддерживал идею самопорождения
только применительно к
микроорганизмам. Опыты Франческо Реди
показали, что и микроорганизмы не
могут зарождаться из неживого: если,
например, органический раствор
прокипячен, микроорганизмы в нем не
зарождаются. Идея биогенеза
поддерживалась и опытами Л. Пастера
(XIX в.), которые показали, что
микроорганизмы появляются в
органических растворах только
тогда, когда в них уже
присутствуют зародыши. Но остается
вопрос:
откуда
взялся первый организм?
159
Наиболее
распространенными в настоящее
время являются концепции
панспермии и биохимической
эволюции. Первая возникла в
середине XIX в. Ее создателем
считается Г. Рихтер. Она получила
поддержку таких ученых, как С.
Аррениус, У. Томсон, Г. Гельмгольц, В.
И. Вернадский. Согласно данной
гипотезе жизнь на Землю была
занесена из космоса. Дело в том, что
в составе комет обнаружены «предшественники»
живого — цианогены, синильная кислота,
органические соединения —некие «семена»,
«зародыши». Эти факты оцениваются
по-разному. Большинство ученых пока
считает, что «зародыши» погибли бы
под действием ультрафиолетовых и
космических лучей. Однако есть
свидетельства возможности «транспортировки»
объектов, напоминающих формы
жизни, с других, далеких от Земли
планет. Но в концепции панспермии
проблема не решается, а
переносится в другую часть космоса.
Концепция
биохимической эволюции возникла в
20-е годы XX в. Впервые идея эволюции
химических углеродистых
соединений и ее перерастания в
эволюцию биологических систем
была высказана в 1924 г. русским
биохимиком А. И. Опариным. Суть этой
концепции состоит в обосновании
абиогенного пути происхождения
органических веществ. Согласно
Опарину, органические вещества,
углеводороды возникли в океане из
более простых соединений. Энергией
синтеза является солнечная,
ультрафиолетовая. Электрические
заряды, тепловая энергия,
ультрафиолетовые лучи
воздействовали на пары воды, метан,
аммиак, что способствовало
возникновению коацерватов, имеющих
в границе молекулы липиды,
образующие мембрану клетки и
обеспечивающие ее стабильность. Коацерваты
— это протоклетки, которые
динамичны, могут увеличиваться в
размерах, делятся на части,
подвергаются химическим изменениям.
Гипотезу
Опарина называют субстратной,
поскольку она ставит вопрос о вещественной
стороне жизни. «Кирпичиками»
живого являются кислород, водород,
азот и углерод. Клетка состоит на 70%
из кислорода, 17% углерода, 10%
водорода и 3% азота. Все «кирпичики»
живого широко распространены во
Вселенной, легко соединяются меж-
160
ду
собой, вступают в реакции. Их
соединения легко растворяются в
воде. Экспериментальные
исследования впоследствии
подтвердили возможность синтеза
аминокислот из простейших
химических элементов.
А.
И. Опарин не дает определения жизни,
но указывает ее признаки:
метаболизм (обмен веществ),
самовоспроизведение,
целенаправленность. После того как
углеродистые соединения
образовали «первичный бульон»,
возникла возможность
формирования биополимеров — белков
(структурный материал жизни) и нуклеиновых
кислот (носители генетической
информации), которые обладают
свойством самовоспроизведения
себе подобных. В литературе описаны
различные пути возникновения
систем органических веществ,
способных взаимодействовать с
окружающей средой; возникновения
механизма «отбора» веществ, способствующих
устойчивости субстрата, его
выживанию и усложнению.
Известно,
что для происхождения жизни не
меньшее значение, чем вещество,
имеет энергия. В связи с этим выделяется
в качестве специфической концепция
энергетического
возникновения. Ее представителями
называют И. Пригожина и А. 'Волькенштейна.
Пригожий считает, что для процесса
происхождения жизни было важно
наличие механизмов, способных
поглощать и трансформировать химическую
энергию, создающих неравновесные
условия и «стимулирующих» скачок.
С
именем нобелевских лауреатов И. Пригожина
(Бельгия) и М. Эйгена (Германия)
связаны теоретические исследования,
доказавшие закономерность
возникновения органических
полимеров, обладающих способностью
постепенного усложнения и самовоспроизведения
молекулярной структуры. Эти
исследования, осуществленные в
начале 70-х годов XX в. и
подтвердившие закономерный
характер возникновения жизни,
поставили ряд новых проблем, требующих
решения. В частности, какова
последовательность происхождения
элементарных структур клетки, что
возникло вначале — белок или
нуклеиновые кислоты?
Белок
— это структурный материал клетки,
а ДНК (дезоксирибонуклеиновая
кислота) и РНК (рибонуклеиновая
161
кислота)
— хранители и трансляторы
информации. Субстратная теория
отдает предпочтение белкам, а
энергетическая — нуклеиновым
кислотам, причем не ДНК, считающейся
матрицей информации,
хранительницей, а РНК —
транслирующему механизму. В пользу
РНК говорит тот факт, что белковые
структуры формируются на основе информации,
уже заложенной в строении молекул
ДНК. А ДНК существует только в
составе клеток — своеобразных
атомов живого. Такая неразрывная
связь частей, характерная для
современного клеточного строения,
не дает возможности ответить на
вопрос о последовательности их
возникновения. Этот ответ
подсказывает специфическое
свойство рибонуклеиновой кислоты,
согласно которому РНК может
кодировать и воспроизводить
генетическую информацию без
присутствия белков. В связи с
этим многие ученые считают, что
именно РНК в процессе молекулярной
эволюции является началом цепи
усложнения.
Как
видим, обе концепции биохимической
эволюции — субстратная и
энергетическая — раскрывают
процесс становления живого как
постепенное накопление и усложнение
признаков и частей, которые
впоследствии в результате скачка
образуют принципиально новую
систему, которая называется жизнью.
Эта новая система обладает специфическими
относительно неживой материи
свойствами: метаболизмом,
самообновлением,
целесообразностью, способностью к
самопроизводству.
Возникнув,
жизнь стала новым объектом
сложнейших эволюционных процессов.
В этих процессах изменяются
функции организмов и их формы.
Действуют противоположные, но
взаимосвязанные тенденции —
дифференциация и интеграция. «Наряду
с полимеризацией (количественным
увеличением однородных
компонентов) дифференциация и
интеграция выступают как
основополагающие принципы
развития органического мира. При
этом степень дифференциации
организма становится показателем
высоты организации, а интеграция,
определяющая функциональную
деятельность организма как
целостной системы, — показателем
морфологического прогресса».65
162
«Нашлась»
противоположность и у
дарвиновского «естественного
отбора». Известно, что естественный
отбор является специфической движущей
формой эволюционного процесса, в
результате действия которой
происходит образование новых
организмов. По мере изменений в
условиях существования она меняет
механизмы приспособления
организма, перестраивает его
функции, строение. В 1946 г. И. И.
Шмальгаузен создал теорию т.н. стабилизирующего
отбора. Согласно ей,
стабилизирующий отбор закрепляет
результаты, достигнутые в ходе
эволюции, связывает их в целостную
систему, обеспечивает надежность
воспроизведения. «...Обе формы
естественного отбора действуют всегда
совместно, — отмечает Шмальгаузен,
—так как, с одной стороны, внешняя
среда постепенно, но неуклонно меняется,
и, следовательно, могут быть
обнаружены ведущая роль отбора и
наследственное изменение нормы, но,
с другой стороны, это процесс
медленный, и стабилизирующий отбор
всегда и непрерывно ведет к
развитию регуляторных механизмов,
охраняющих эту медленно меняющуюся
норму от нарушающих ее внешних
влияний».56
Наличие
двух форм отбора — движущей и
стабилизирующей — отражает
противоречивость эволюционного
процесса, соотношение возникающей
новизны и сохранения целостности
организма.
Примечания
к Главе III:
1
Материалисты Древней Греции. М., 1955.
С.44.
2
Философия. Энциклопедический
словарь. — М.: Гардарики, 2004.
3
Маркс К„ Энгельс Ф. Сочинения. Т.20. С.
533-534.
4
Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс
Ф. Сочинения. М., Т.25. 4.1. С.333.
5
Философский энциклопедический
словарь. М., 1989. С.409.
6
Аристотель. Сочинения: В 4-х т. — М.:
Мысль. 1975. T.I. C.183.
7
Там же, с. 287.
8
Гольбах П. Избранные произведения:
В 2-х т. М., 1963. T.I. С.112, 236-237.
9
Гегель. Энциклопедия философских
наук. М., 1975. T.I. C.312— 320.
10
Там же, с. 318.
11
Там же, с.322.
163
12
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.21. С.174.
13
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.20. С.535-536.
14
Асмус В. Ф. Избранные философские
труды: В 2-х т. М., 1970. Т.1.С.463.
15
Лаэртский Д. О жизни, учениях и
изречениях знаменитых философов. М„
1979. С.294.
16Там
же, с.295.
17
Гегель. Феноменология духа //
Сочинения. М.-Л., 1959. Т.4. С.109.
18
Гольбах П. Избранные произведения:
В 2-х т. М., 1963. T.I. С.237.
19
Там же.
20
Сартр Ж. П. Экзистенциализм — это
гуманизм // Сумерки богов. М„ 1989. С.320.
21Там
же.с.323.
22
Там же. 23Там же.с.331.
24
Там же, с.322.
25
Кривицкий Л. В. Шопенгауэр. //
История философии. Энциклопедия.
Минск, 2002. С.1294.
26
Маркс К„ Энгельс Ф. Сочинения. М., Т.20.
С.116.
27
Энциклопедия философских наук. М.,
1975. T.I. C.143.
28
Развитие // Словарь философских
терминов. — М.: ИНФРА-М, 2004. С.463
29
Там же.
30
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.39. С.355.
31
Лосев А. Ф. История античной
философии. — М.: Мысль. 1989. С.60.
32
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.20. С.23
33
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.23. С.21.
34
Гераклит.// Цит. по: Чанышев А. Н. Курс
лекций по древней философии. М.:
Высшая школа. 1981. С.136.
35
Материалисты Древней Греции. М., 1955.
С.12.
36
Гайденко П. П. Шеллинг. Философский
энциклопедический • словарь. М., 1987.С.747.
37
Энциклопедия философских наук. М.,
1975. T.I. С.280.
38
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. М., Т.4.
С.136.
39
Оруджев 3. М. Опосредование и
развитие противоречия //
Диалектическое противоречие. М., 1979.
С.224.
40
Гегель. Логика. // Сочинения. - М.-Л.:
ГИЗ, 1929. Т.1.Ч.1. — С.157.
41
Рузавин Г. И. Количество// Философия.
Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики,
2004. — С.382.
42
Аристотель. Сочинения: В 4-х т. М., 1975.
T.I. C.164;
164
43
Менделеев Д. И. Основы химии. СПб. 1877.
4.1. С.7
44
Энциклопедия философских наук. — М.:
Мысль, 1975 T.I. — С.257.
45
Там же, с.261. ,
46
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.20. С.385.
47
Гуго де Фриз. Избранные
произведения. М.-Л., 1932. С.65~66.,
48
Энциклопедия философских наук. М.,
1975. T.I. С.142.
49
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.20. С.66.
50
Гегель. Наука логики // Энциклопедия
философских наук. М., 1975. Т.1.С.230.
51
Там же, с.231.
52
Там же, с. 206.
53
Там же.
54
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.4. С.297.
55
Философия и современная биология. М.,1973.
С. 256.
56
Шмальгаузен И. И. Факторы эволюции.
М.-Л., 1946. С.117.
Литература:
Алексеев
П.В., Панин А.В. Диалектический
материализм: общие теоретические
принципы. М.,1987.
Вернадский
В.И. Начало и вечность жизни. М., 1989.
Гегель Г. Ф. Энциклопедия
философских наук. В 3-х тт. T.I—2. — М.:
Мысль.1975.
История
античной диалектики. М., 1972.
История
диалектики XIV—XVIII вв. М., 1974.
История
диалектики. Немецкая классическая
философия. М., 1978.
Лосев
А.Ф., Спиркин А. Г. Диалектика/
Философский энциклопедический
словарь. М.,1989.
Лобачев
А. И. Концепции современного
естествознания. М., 2001.
Материалистическая
диалектика. Т. 1—5. М., 1981—1985.
Материалистическая
диалектика как общая теория
развития, кн. 1—4. М., 1982-1987.
Маркс
К. Капитал. Т. 1. // Маркс К., Энгельс Ф.
Соч. Т.23.
Оруджев
З.М. Диалектика как система. М., 1973.
Философия
и современная биология./Под ред. И. Т.
Фролова. М., 1973.
Холдейн
Дж. Б. С. Предисловие к 1-му изд. на англ.
яз. «Диалектики природы» Ф.Энгельса./
«Природа», 1968.
Энгельс
Ф. Анти-Дюринг./ Маркс К., Энгельс Ф.
Соч. Т.20.
Энгельс
Ф. Диалектика природы./ Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч. Т.28.
Adorno
Th. W. Negative Dialektik. Fr./M/. 1966.
166